Печатный источник:

Суворов О.В. Женская философия: повести, роман. – М.: ЭКСМО, 1995. – 368 с.

ISBN 5-85585-252-0

 

ОСR, Spellcheck: Антон Клыга.

 

 

Олег Суворов.

ХРОМОЙ БЕС В МОСКВЕ.

(роман)

 

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Впервые о похождениях Хромого Беса поведал миру испанский писатель шестнадцатого-семнадцатого веков Луис-Велес де Гевара. Он создал классический плутовской роман, повествующий о том, как подгу­лявший мадридский студент волею случая освободил из заточения одного из самых известных представите­лей потусторонних сил – Асмодея, известного также под именами Купидон, Амур и Эрот, то есть, проще говоря, бога любви. Однако, выбравшись из бутылки, в которую его заточил некий таинственный маг и ча­родей, герой предстал перед студентом и читателями в облике отнюдь не пухлого розового младенца с кры­лышками и луком, а хромого козлоподобного уродца, остроумного и циничного негодяя, если и не всемогу­щего, то всезнающего. В благодарность за свое осво­бождение Хромой Бес устроил студенту веселую жизнь, полную попоек и приключений.

Спустя полвека, в 1707 году, французский писа­тель Ален-Рене Лесаж, позаимствовав у своего испан­ского коллеги сюжет, создал собственного «Хромого Беса». Лесажевский Асмодей, перенеся освободивше­го его студента на самую высокую башню Мадрида, мановением руки снял крыши со всех домов и показал своему избавителю современную ему жизнь «изнутри», весьма откровенно и остроумно ее прокомментиро­вав. Эта небольшая, поражающая изяществом литера­турного стиля повесть взывала явно к продолжению во времени, поскольку всегда были и есть студенты, которые отдают гораздо больше сил поискам приклю­чений, чем добыче знаний; ну а дьявольский нрав бога любви едва ли сильно изменился с течением сто­летий.

«Хромой Бес» Лесажа заканчивался тем, что маг и чародей, обнаружив пропажу своего пленника, успев­шего к тому времени устроить личную жизнь студен­та, призвал его к себе. Хромой Бес исчез, не в силах противостоять могучим заклинаниям. Никому не из­вестно, что происходило с ним за последние триста лет – то ли он просто сидел в очередной бутылке, то ли обделывал свои многочисленные делишки, созда­вая сюжеты для новых любовных историй. Однако о его внезапном появлении в Москве я могу достоверно сообщить следующее...

 

 

Глава 1. НОЧНОЕ ПОХИЩЕНИЕ САКВОЯЖА,
 ИЛИ ТРЕТЬЕ ЯВЛЕНИЕ ХРОМОГО БЕСА

Чего только не происходит холодными и поздними осенними вечерами в славном городе Москве, когда достопочтенные горожане уже сидят перед экранами телевизоров, предоставив опустевшие улицы во власть крутых мафиозных разборок да милицейских патру­лей. После закрытия метро буйство жизни продолжа­ется в ночных барах и казино, где в окружении ярко накрашенных красоток и немногословных телохрани­телей с туго накачанными мышцами расслабляются после трудового дня владельцы роскошных «мерседе­сов», по количеству которых Москва успешно догоняет ведущие столицы мира. Лишь, немногие припозднившиеся гуляки отваживаются появляться на темных улицах, пытаясь добраться домой заплетающимися ногами и не стать при этом легкой добычей тех, кто еще только мечтает купить свой первый «мерседес».

Именно в это опасное для рядовых граждан время суток из подъезда старого многоэтажного арбатского дома, громко хлопнув дверью, выбрался типичный представитель московского студенчества Кирилл Александрович Самбулов. Это был высокий и строй­ный юноша с длинными вьющимися волосами цвета воронова крыла и светло-русыми усами – о них он заботился куда больше, чем о состоянии прически. Помимо усов, лицо его, постоянно сохранявшее слег­ка нахальное выражение, украшала не то бородка, не то недельная небритость, которая, как ни назови, очень нравилась его сокурсницам, поскольку прида­вала ему вид молодого поэта. Впрочем, таковым он не являлся, хотя и учился на филологическом факультете МГУ. Наряд его описывать не имеет смысла, ибо каж­дому ясно, что студент был одет в потертые синие джинсы и старую кожаную куртку со множеством молний и карманов. Кирилл Александрович Самбулов проводил время в гостях у одной своей недавней зна­комой – весьма миловидной девицы не старше двад­цати лет, родители которой еще с утра уехали на дачу, пообещав вернуться не раньше вечера следующего дня. Наш студент искренне рассчитывал, засидев­шись за пивом до закрытия метро, получить пригла­шение остаться вплоть до утреннего кофе. Однако этим сладострастным мечтам не суждено было сбыть­ся. Марина – так звали хозяйку его вожделенных грез – весьма решительно выпроводила Кирилла Александровича за порог, даже не застегивая бюст­гальтера, который он ухитрился расстегнуть за полчаса до этого, так и не продвинувшись ни на йоту дальше.

Вполголоса бормоча проклятия непредсказуемос­ти женской натуры, Кирилл вышел на Суворовский бульвар и двинулся в сторону Пушкинской площади. По хорошо освещенной Тверской он рассчитывал до­браться до Белорусского вокзала. Отсюда было уже рукой подать до Лесной улицы, где и проживал наш студент. Но не успел он пройти и двухсот метров, как на него его обрушилось первое приключение.

Рядом с фасадом старинного особняка, в котором находится Музей искусств народов Востока, маячила темная фигура. Заметив мирное приближение Самбулова, незнакомец вдруг пронзительно свистнул и об­ратился в бегство, скрывшись из виду в ближайшей подворотне. Немало озадаченный тем, что сумел кого-то испугать, Кирилл остановился там, где мину­ту назад торчал неизвестный, и решил перекурить. Но в тот момент, когда он подносил к сигарете горящую зажигалку, ему на голову мягко плюхнулся какой-то саквояж. Присев от неожиданности и выронив сига­рету, студент шарахнулся в сторону. И тут обнаружи­лось, что саквояж не падает на землю, а загадочно висит в воздухе, примерно в полутора метрах от нее.

Озадаченный таким странным поведением неоду­шевленного предмета, Кирилл приблизился к нему, и в этот момент откуда-то раздался свист. Подняв голо­ву, студент заметил, что одно из темных окон музея открыто и оттуда свешивается веревка, на которой, чуть покачиваясь из стороны в сторону, приплясывает саквояж. Дальнейшие действия Самбулова было бы трудно объяснить даже ему самому. Поэтому и мы не станем браться за эту неблагодарную задачу, а просто восстановим последовательность событий.

Мгновенно отвязав саквояж, студент свистнул в ответ, прижал его к груди, ощущая пленительную тя­жесть содержимого, и со всех ног бросился бежать. Опомнился он только на Тверском бульваре, увидев огни «Макдональдса», и, окончательно запыхавшись, сел на скамейку, размышляя над тем, что делать дальше. Не без труда отомкнув металлические запоры, Кирилл заглянул внутрь саквояжа, где обнаружил запертую на ключ старинную шкатулку, круглый медальон на длинной и толстой цепи, кубок в драгоценной оправе, толстый фолиант и – что больше всего его обрадова­ло – древнюю пузатую бутылку, лишенную всяких этикеток, но зато запечатанную сургучной печатью.

– Прекрасно, – пробормотал он, – выпивка у меня есть, теперь поищем закуску.

Достав из внутреннего кармана куртки половину обернутого в кожуру банана, он приступил к распеча­тыванию бутылки, что оказалось совсем несложным делом для человека, привыкшего открывать пивные пробки собственными зубами. Старинный сургуч не выдержал напора молодых зубов студента и раскро­шился, спустя несколько мгновений пробка была из­влечена, а дальше произошло то, что хорошо знакомо любителям арабских сказок и читателям предыдущих приключений Хромого Беса. Из бутылки повалил густой белый дым, а испуганный студент, вспомнив из занятий по гражданской обороне об отравляющем газе, отбросил ее в сторону и поспешно ретировался за скамейку, закрывая нос и рот платком далеко не первой свежести, зато сохранявшим блаженный аро­мат пива, обильно стекавшего два часа назад по пу­шистым усам Самбулова.

– Добрый вечер, сеньор студент, – неожиданно раздался приятный, с легкой хрипотцой голос, и Самбулов, приподняв голову над спинкой скамейки, увидел перед собой странную фигуру, одетую в элегантный белый костюм и черный свитер, высокий ворот кото­рого заканчивался под острым козлиным подбородком. Незнакомец опирался на толстую инкрустированную трость с каким-то загадочным набалдашником. Из-за смуглого цвета лица Самбулов поначалу принял его за негра, однако, чем внимательнее он вглядывался в незнакомца, тем сильнее сомневался в том, что видит перед собой человека. Ну в самом деле, представителю какой нации могли принадлежать эти фантастические рыжие усы над огромными, уродливыми губами? Эти инфернальные глаза, сияющие неестественно-крас­новатым огнем, как глаза Терминатора? Эти странные руки, напоминающие руки вампиров? Голова незна­комца была украшена красным тюрбаном, похожим на непременные тюрбаны индусов и что-то явно скрывавшим под своей парчовой тканью, а ноги обуты в элегантные американские сапоги на высоких каблуках, казавшихся совсем не каблуками, а копытами.

– Ну и ну, – обретя дар речи, произнес ошара­шенный Самбулов, мотая головой, – если другие на­пиваются до чертиков, то я, видимо, допился до черта!

– Совершенно верно, Кирилл Александрович, – охотно подтвердил незнакомец, – перед вами именно черт или бес сладострастия по имени Асмодей, Купи­дон, Амур, Эрот. Как видите, имен у меня не меньше, чем у вора в законе. Есть еще и прозвище Хромой Бес, коим я обязан воображению двух писателей, которых вы, к моему величайшему сожалению, не читали, иначе не смотрели бы на меня с таким удивлением.

– Да уж, среди чертей мне знаком только Воланд вкупе со всей его свитой, – икнув, согласился сту­дент. – Но будь я проклят, если вы хоть немного по­хожи на бога любви, этого лукавого младенца или отъявленного голливудского красавца, каким его обычно изображают...

– Bella in vista spesso e' trista[1], – вздохнул Асмодей. – А любовь – это самое злое дело, из-за нее по­страдало больше людей, чем во всех пятнадцати тысячах войн, которыми развлекалось человечество на протя­жении пяти тысячелетий.

– Ну и ну, – покачал головой Самбулов, который изучал итальянский и потому понял пословицу, при­веденную Хромым Бесом. – Однако какого черта... впрочем, простите, я хотел спросить, что вам от меня нужно?

– То, что мне от вас было нужно, вы уже сделали, выпустив меня из бутылки, где я просидел не меньше двухсот лет... – улыбаясь, произнес Асмодей. – Те­перь мой черед спросить вас о том, какое удовлетворе­ние вы желаете получить за отважное похищение этого замечательного саквояжа, который мы не будем оставлять на бульваре, а постараемся вернуть обратно в музей.

– Прежде всего – пива, – немедленно потребо­вал студент, – и лучше всего «Гессер».

Через секунду он уже вскрывал банку и блаженно прикладывался к отверстию, запрокидывая назад лох­матую голову. Утолив жажду, студент закурил и, слегка прищурившись, посмотрел на своего нового знаком­ца. Сидя рядом, тот насвистывал какую-то странную мелодию (То ли «Интернационал», то ли «семь сорок», – подумал Самбулов), с любопытством на­блюдая за студентом.

– Ну и что у нас в дальнейшей программе? – бла­женно икнув, поинтересовался тот.

– Двум вашим предшественникам, – охотно отве­тил Хромой Бес, – я демонстрировал ночную жизнь славного города Мадрида, поскольку в те времена мы находились именно там...

– Согласен! – мгновенно отреагировал Кирилл, вскакивая со скамейки. – Когда отправляемся? Сто лет не был в Мадриде...

Однако Асмодей остался сидеть на месте, насмеш­ливо взирая на Самбулова.

– А стоит ли отправляться так далеко, господин студент? Уверяю вас, что по богатству сюжетов и самых разнообразных коллизий Москва сейчас самый интересный город в мире. Тем более что наблюдать за жизнью знакомых людей гораздо любопытнее... Не­ужели вам, например, не хочется узнать, чем сейчас занимается очаровательная Марина, которая так не­милосердно выпроводила вас из своего дома полчаса назад?

– А чем она сейчас занимается? – заволновался Самбулов.

– Я продемонстрирую вам это через самое непро­должительное время, если вы примете мое предложе­ние и соблаговолите остаться в Москве. В противном случае я вынужден буду подчиниться вашему реше­нию и перенести вас в Мадрид. Решайте! И решайте быстрее, поскольку в данный момент к нам уже под­крадываются ограбленные вами похитители саквояжа. Меня так и подмывает сыграть с ними славную шутку, так что...

– Хорошо! – после минутного размышления со­гласился студент. – Остаемся в Москве. – Про себя он подумал о том, что, может быть, с помощью Хро­мого Беса ему удастся закончить эту ночь именно там, где он первоначально и собирался это сделать, – то есть в постели Марины. Хромой понял мысли студен­та, но не стал его разубеждать.

– Ну тогда следите за тем, что сейчас произой­дет, – понизив голос, сказал он и поднялся на ноги.

Прячась за скамейками и деревьями, к ним все ближе подбирались две темные личности, вдохнов­ляемые видом саквояжа, одиноко стоявшего на ска­мейке. Самбулов испуганно попятился и спрятался за спину Хромого Беса, который, внезапно преобразив­шись в капитана милиции, решительно шагнул на­встречу грабителям.

– Па-а-прашу ваши документики, граждане, – произнес он таким неузнаваемо официальным тоном, что даже студент вздрогнул от неожиданности. Оба грабителя на какой-то миг замерли на месте, а затем повернулись и бросились бежать. Не успели они скрыться из виду, как невдалеке раздался скрип тор­мозов, а затем ночную тишину пронзил резкий мили­цейский свисток.

– Ну-с, теперь все в порядке, – удовлетворенно проговорил Хромой Бес, повернувшись к Самбулову и вновь обретя свой прежний вид. – Удирая от нас, эти недотепы угодили прямо в руки милицейского патруля. А поскольку оба давно числятся в розыске, их дальнейшая участь предрешена теперь на несколь­ко лет вперед. Мы же можем со спокойной совестью покинуть этот бульвар, предварительно захватив с собой наш славный саквояж. Держитесь за меня, гос­подин студент, и – вперед!

Хромой черт взял саквояж и протянул руку студен­ту. Самбулов, мало что понимая, схватился за своего спутника и в тот же миг почувствовал, как стреми­тельно взмывает в воздух. Сверкая неоновыми огнями рекламы, земля осталась далеко внизу. Ощущение было столь головокружительным, что Самбулов за­жмурил глаза от страха.

 

Глава 2. О ТОМ, ЧТО ХРОМОЙ БЕС
СЧЕЛ НУЖНЫМ ПОКАЗАТЬ СТУДЕНТУ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ

– Теперь можете открыть глаза, господин сту­дент, – раздался голос Хромого Беса, и в тот же миг Самбулов почувствовал себя сидящим в каком-то кресле. Он немедленно последовал совету Асмодея и с любопытством огляделся по сторонам.

– Где это мы? – спросил он, увидев, что сидит перед огромным пультом со множеством кнопок и лампочек, над которым находится штук тридцать мо­ниторов с погашенными экранами.

– В аппаратной телекомпании «Останкино», – охотно пояснил Бес, с удобством располагаясь в вер­тящемся кресле и закидывая ногу на ногу. – Грешно не воспользоваться достижениями современной ци­вилизации! Вместо того, чтобы заставлять вас дрожать от холода и ветра на крыше самого высокого здания Москвы, рассматривая жизнь ее обитателей, я пред­почел перенестись сюда, удалив сотрудников в каби­нет редактора. Сейчас они пьют там спирт, который выдается для протирки аппаратуры, и обсуждают пос­ледний указ президента – он должен быть опублико­ван только завтра утром.

– А что это за указ? – полюбопытствовал Самбулов.

– О неукоснительном выполнении всех других указов, – отозвался Асмодей.

– Ну и что мы здесь будем делать?

– А вот что! – Бес неожиданно взмахнул рукой. В тот же миг все экраны вспыхнули и на них появились самые разнообразные изображения. Самбулов восхи­щенно присвистнул.

– Здорово! Просто глаза разбегаются!

– Благодаря этим мониторам мы с вами можем увидеть, что интересного происходит сейчас в некото­рых московских домах. Но, чтобы вас не подавляло обилие впечатлений, я буду комментировать происхо­дящее. Начнем, пожалуй, вот с этой любопытной сцены, – и Асмодей ткнул пальцем в самый верхний экран.

– Это там, где почтительный сын разговаривает со своим отцом? – уточнил Самбулов.

– Совершенно верно, – подтвердил Бес. – Толь­ко этого солидного седовласого господина правильнее будет назвать духовным или даже идеологическим отцом молодого человека. Когда первый был членом Политбюро, второй работал секретарем горкома ком­сомола. Благодаря кипучей энергии и молодецкому задору, он сумел так успешно вложить партийные де­нежки в тогда еще только нарождавшиеся коммерческие структуры, что теперь регулярно делится милли­онными доходами со своим благодетелем. В данный момент он как раз принес очередной куш.

– Зачем? – изумился Самбулов. – Неужели из благодарности?

– Как бы не так, – усмехнулся Асмодей. – Пожи­лой обладает кое-какими связями, оставшимися с прежних времен, и это позволяет молодому вести дела намного успешнее своих конкурентов. Так что этот «товарищ» продолжает ратовать за коммунистические идеалы, получая немалые отчисления от капиталисти­ческой прибыли. И ему тем более просто находиться в ладах со своей совестью, что он всю жизнь непоколе­бимо принимал за нее свое право руководить жизнью других людей.

– А ты неплохо разбираешься в нашей политичес­кой ситуации, – иронически заметил Самбулов, раз­валившись в кресле и вытянув вперед ноги. – Можно подумать, что, сидя Ъ своей бутылке, ты выписывал все современные газеты.

– У нас, чертей, несколько иные источники ин­формации. Кроме того, кому же, как не мне, разби­раться в бесовщине.

– А что ты называешь бесовщиной?

– Желание выдать свои личные интересы за инте­ресы всех и каждого, – добродушно пояснил Асмо­дей. – Однако я рад, что мы уже перешли на «ты», и теперь хочу обратить твое внимание на следующий сюжет.

На цветном мониторе Кирилл увидел офицера, ко­торый договаривался с очередным покупателем о про­даже партии противопехотных мин.

– Этот достойный воин готов продать все, что угодно, лишь бы платили в иностранной валюте, – отвечая на вопросительный взгляд Самбулова, лениво проговорил Бес. – Недавно он ухитрился совершить очень выгодную сделку – продать представителям одного из враждующих кавказских кланов целый танк, а представителям другого – несколько противо­танковых ракет. Когда его арестуют, то на суде он будет подробно живописать бедственное положение своей семьи, состоящей из жены и двоих детей. И, что интересно, ему поверят, поскольку всю валюту он тратит на дорогих шлюх, отдавая дань неуемному тем­пераменту.

– Но зачем его покупателю понадобились проти­вопехотные мины? – перебил студент.

– В качестве противоугонного устройства. После того, как у него в очередной раз угнали новенькую «тойоту», этот предприниматель из Тамбова перестал доверять самым современным сигнальным устройст­вам и решил установить несколько мин возле своего гаража.

– Веселенькое дело! – со смехом воскликнул Самбулов. – И теперь каждый раз, когда ему понадо­бится машина, он будет входить в собственный гараж с миноискателем?

– Нет, просто будет ездить на работу на велосипе­де, – ухмыльнулся Асмодей. – А о той, весьма забав­ной суматохе, которую ты видишь на следующем эк­ране, стоит рассказать чуть-чуть подробнее.

Жил да был один весьма посредственный поэт, ко­торый долгое время бомбардировал всевозможные редакции пухлыми рукописями своих сочинений, отовсюду получая отказы на стандартных редакцион­ных бланках. Наконец ему это надоело и он решил стать брокером, чтобы заработать денег на издание собственной книги. Однако дела у него пошли на­столько успешно, что он сумел купить целый журнал – один из тех, которые так упорно не хотели его печа­тать. И вот вчера главный редактор этого журнала получил официальное письмо от нового владельца о том, что «вся ваша сволочная редакция будет немед­ленно уволена за профессиональную непригодность, если из общего потока рукописей вы не сумеете ото­брать то, что я прислал вам под псевдонимом».

Теперь тебе ясно, чем заняты эти несчастные, за­державшиеся допоздна в редакции? А поскольку, как я уже говорил, новый хозяин журнала – поэт доволь­но посредственный, хотя и считает себя гениальным – впрочем, нет такого бездарного поэта, кото­рый не страдал бы манией величия, – их положению не позавидуешь.

– А этот красавчик с пышной шевелюрой что строчит в тетрадь? – перевел взгляд Самбулов на оче­редной экран. – Тоже поэт?

– Отнюдь, отнюдь... – лукаво усмехнулся Асмодей. – Это незадачливый любовник, который пытает­ся доверить дневнику свое горе.

Целый год он усердно ухаживал за красивой и добродетельной девушкой, которая не позволяла ему никаких вольностей, но и не слишком отталкивала, охотно принимая все его подношения. Наконец, после решительного объяснения, произошедшего два дня назад, эта красотка согласилась выйти за него замуж. Наш герой был на седьмом небе от счастья и в тот же день приобрел обручальные кольца. Но вот се­годня, решив воспользоваться правами жениха, он посетил свою возлюбленную без предварительного звонка. Дверь ему открыла полуслепая и полуглухая старуха – бабушка его невесты.

– Наташа спит, – только и успела прошамкать она неожиданному визитеру, на что тот, нимало не смущаясь, осторожно вошел в комнату к своей кра­сотке. Приблизившись к постели, счастливый жених воспользовался случаем и нежно поцеловал в губы свою невесту. Девушка пошевелилась и, не открывая глаз, томно воскликнула:

– Отстань, Андрей, мне сегодня нельзя!

Потрясенный таким вероломством, наш герой, ко­торого звали Михаилом, поспешил немедленно поки­нуть квартиру. Однако в дверях он столкнулся с... Андреем, с горькой иронией заметив ему:

– Напрасно торопишься, приятель, ей сегодня нельзя.

– М-да... «И всюду страсти роковые...» – пробор­мотал Кирилл, перемещаясь взглядом на следующий монитор, – А это что за тип мечется как угорелый по комнате и «Наполеон» фужерами хлещет?

– Высокопоставленный чиновник министерства иностранных дел. Сегодня он давал интервью одному настырному журналисту и допустил непростительную оговорку, которая, как он теперь опасается, может стоить ему дальнейшей карьеры.

– И что же он такого сказал? – с любопытством спросил Самбулов.

– Вопрос стоял так: правда ли, что среди офици­альных должностных лиц много антисемитов? И вот что ответил наш чиновник: «Со всей ответственнос­тью заявляю – антисемитизма в государственном ап­парате нет! Все слухи и страхи на этот счет раздуты недобросовестными газетчиками. Я еще не встречал среди своих коллег ни одного антисемита, а потому лица жидовской национальности могут жить и чувст­вовать себя совершенно спокойно». Все это оказалось записано на диктофон и, несмотря на все уговоры, уп­рямый журналист отказался стереть запись. Так что теперь наш чиновник мысленно прощается со своим уютным кабинетом, из которого хорошо видны Смо­ленская площадь и ресторан «Белград». Причем опа­сается он не напрасно, поскольку среди его коллег полным-полно антисемитов, вот только говорить об этом вслух не принято.

– А это что еще за бедолага? – Самбулов показал рукой на соседний экран. – Вон зажигает ночник, взволнованный такой, и усаживается на постели, а жена, похоже, собирается накапать ему валерьянки.

– И есть от чего быть взволнованным, – невозму­тимо прокомментировал Бес. – Этого человека сегод­ня расстреляли.

– Кто? – изумился студент. – Мафия? На него было покушение?

– Нет, – покачал головой Асмодей. – Все гораз­до фантастичнее. Этот человек работает главным бух­галтером в одной частной фирме. И вот недавно он допустил существенную ошибку в расчетах, из-за ко­торой его фирма понесла приличные убытки. Велико же было его потрясение, когда сегодня на работе ему предъявили приказ, оформленный по всем правилам и подписанный генеральным директором фирмы – весьма циничным молодым господином из так называемых «новых русских». В приказе было объявлено, что за допущенный просчет наш бухгалтер приговари­вается к расстрелу – причем приводилась фамилия исполнителя, назначалось время и место казни. Сна­чала бухгалтер подумал, что это какая-то нелепая шутка, однако точно в назначенный час за ним яви­лись два крутых молодых человека, взяли его под белы руки и вывели во двор. Поставив несчастного к стенке, ему еще раз зачитали приговор и предложили выразить последнее желание. Бухгалтер упал на коле­ни и принялся умолять о пощаде. Тем не менее казнь была доведена до конца: в него выстрелили из газово­го пистолета, после чего он потерял сознание – не столько от вдыхания газа, сколько от страха. Через не­которое время он очнулся, вышел на улицу и с трудом добрался до дома. Жена, узнав обо всем, пришла в ужас и предложила заявить в милицию. Но наш бух­галтер наотрез отказался, полагая, что в этом случае казнь могут повторить – и тогда уж пистолет будет не газовым.

– Ну и дела! – изумленно потряс головой Самбулов. – И такие люди создают новую российскую эко­номику!

– Эта фирма занимается перепродажей сырья за границу, а потому, можно сказать, паразитирует на развале страны, – уточнил Хромой Бес. – Ага, вон там я вижу не менее забавный эпизод: отец пытается выпороть своего великовозрастного сына, но бедный малютка, под два метра ростом, никак не дается. Сей­час они, того и гляди, вступят в рукопашную и неиз­вестно еще, кто кого одолеет.

– А что у них произошло? – поинтересовался сту­дент.

– Все очень просто, – улыбнулся Асмодей. – Фи­зическое развитие этого девятиклассника значительно обогнало развитие умственное, а потому его любимым развлечением являются всевозможные звонки по те­лефону. Сегодня днем, например, он набирал случай­ные номера и, наткнувшись на мужской голос, гово­рил следующее:

– Алло, вам звонят из ателье индивидуального пошива презервативов. Почему вы не приезжаете на первую примерку?

К несчастью, сей достойный юноша забыл о нали­чии такой вещи, как определитель номера, и был весьма удивлен, когда вечером его отцу позвонил один из абонентов и рассказал о дневных проделках сына. И вот теперь, как видишь, воспитательный про­цесс в самом разгаре.

– Как все-таки много в Москве миллионеров! – неожиданно воскликнул Самбулов и ткнул пальцем в очередной экран. – Изрядную кучу деньжищ пере­считывает вон тот плюгавый мужичок, у которого такая красивая жена!

– Это любовница, – уточнил Асмодей и доба­вил: – А сам мужичок – отъявленный прохвост, со­здатель очередного «финансового концерна», который, как было сказано в рекламе, принимал вклады от на­селения на условиях огромных годовых процентов. Завтра он обратит полученные рубли в доллары и не­медленно отправится в Ниццу.

– А обманутые им бедолаги будут собираться на митинги и требовать наказания виновных, – заметил Самбулов.

– Что делать! Все любители легких денег неизбеж­но подвергаются большому риску, но только в России они требуют каких-то гарантий от государства, кото­рое так долго вело их по жизни, что теперь они просто разучились ходить. Да и сам этот мошенник решил пуститься в свою авантюру лишь после того, как целый год просидел без работы. Его никому не нужный НИИ, в котором он славился как лучший специалист по кроссвордам и преферансу, был ликвидирован...

– А почему на многих экранах мелькают какие-то странные, разноцветные изображения, похожие на диснеевские мультфильмы? – вдруг спросил Самбу­лов, и Хромой Бес охотно удовлетворил его любопыт­ство.

– Сейчас уже поздняя ночь, – пояснил Асмо­дей, – и на этих экранах воспроизведены сны. Если хочешь, я расскажу тебе о наиболее любопытных.

– Конечно, – немедленно откликнулся студент, и Бес начал рассказывать.

– Вон там ты видишь забавную эротическую сцену – это юной девице снится, что она раздевает своего любимого эстрадного певца и в данный момент уже расстегивает молнию на его брюках. Велико же будет ее разочарование, когда на том месте, где должен быть расположен предмет законной мужской гордос­ти и достоинства, она обнаружит только пустое розо­вое пространство, как у какой-нибудь куклы.

А вот сон одного бравого генерала, который впал в депрессию с самого начала перестройки. Ему снится, что он гоняет по плацу народных депутатов, обучая их строевой подготовке. Неожиданно его отрывают от этого прелестного занятия и вызывают к вышестоя­щему начальству, которое объявляет, что он сам вы­двинут кандидатом и будет баллотироваться на пред­стоящих выборах.

Жене генерала, пещерной коммунистке и члену Политсовета одной из самых дремучих коммунисти­ческих ячеек, снится, что в Кремлевском Дворце съездов Сталин вручает ей Золотую Звезду Героя Советского Союза, произнося при этом весьма странную фразу: «За заслуги в деле демократического преобразования коммунистического общества». Она понимает, что ве­ликий генералиссимус ошибся, переставив местами прилагательные «коммунистического» и «демократи­ческого», но сказать ему об этом не смеет.

Современному нуворишу снится, что он променял свой новенький «мерседес» на роскошный паланкин и теперь передвигается по улице только на плечах че­тырех мускулистых носильщиков.

– Не удивлюсь, если встречу его на улице в этом паланкине, – хмуро заметил Самбулов, и Хромой Бес подтвердил:

– Конечно, здесь не будет ничего удивительного, потому что, проснувшись, этот господин немедленно отправит факс в зарубежное представительство своей фирмы с требованием найти и доставить ему желан­ное средство передвижения.

Обрати, однако, внимание еще на один эротический сон, у которого была любопытная предыстория. Некий застенчивый молодой человек услышал сегод­ня от своей приятельницы, несколькими годами стар­ше него, любопытную фразу, весьма взволновавшую юношу. Его милая, стараясь произвести впечатление особы строгих правил, во время рассказа об одном по­клоннике с осуждением заметила: «У него была стран­ная привычка вступать со знакомыми девушками в половые отношения». И вот теперь нашему юноше приснилось, как он доказывает подруге, что ее по­клонник отнюдь не одинок в своих странностях.

– Сказала бы она такую фразу мне, и я бы не стал дожидаться ночи, чтобы доказать ей то же самое, – пробормотал Самбулов и тут наконец вспомнил о Ма­рине. Хромой Бес мгновенно это понял и согласно кивнул головой.

– Секунду. Вот только еще один любопытный сон. Видишь того мужчину, который беспокойно во­рочается в постели?

– Но он же не спит!

– Ему самому тоже так кажется, хотя на самом деле это именно сон. Этот человек – философ, изу­чающий проблемы сна. В эту ночь он так долго не мог заснуть, размышляя над механизмом засыпания, что теперь, когда он по-настоящему спит, ему снится, что он все еще мучается от бессонницы. То есть его сон – точная копия того состояния, которое предшествова­ло засыпанию. Проснувшись, наш философ немед­ленно сядет за диссертацию, ну а мы наконец посмот­рим, чем сейчас занимается Марина.

Вспыхнул еще один экран, и Самбулов даже засто­нал от ярости, увидев то, что открылось его взору. А хорошо знакомый женский голос, словно желая уси­лить его мучения, нежно прошептал, обращаясь к мужчине, который присутствовал на экране исключи­тельно нижней частью своего тела:

– У тебя такой большой, что даже во рту не поме­щается...

– Чертова шлюха! И какой же я идиот! – восклик­нул студент, изо всех сил дергая себя за пышные кудри. – Так вот почему она меня выпроводила!

– Обычное дело, – невозмутимо заметил Асмодей. – Пока порядочные девушки корчат из себя не­дотрог, непорядочные вынуждены трудиться в три смены.

– Но ведь она же уверяла, что я ей нравлюсь!

– Так оно и есть, мой друг, однако деньги ей нра­вятся еще больше. Но обрати внимание на другого бе­долагу, который вчера тоже пострадал из-за своего темперамента. Теперь он никак не может заснуть и с нетерпением дожидается утра, чтобы отправиться к своей даме с извинениями.

– А что он ей такого сказал? – глухо поинтересо­вался Самбулов, понемногу приходя в себя.

– Я могу воспроизвести их диалог дословно, – отвечал Хромой Бес, – чтобы не утратить ни одного комического оттенка.

«А не встретиться ли нам, милая Ирина?»– спро­сил по телефону этот молодой джентльмен.

«Встретиться, – охотно согласилась дама. – Но где и когда?»

«В полночь, под одеялом!» – заявил он, очень до­вольный своей шуткой, которая, к сожалению, была воспринята Ириной абсолютно всерьез.

«Прежде, чем говорить, что думаешь, думай, что говоришь», – холодно заявила она и немедленно по­весила трубку.

– Еще одна недотрога? – усмехнулся Самбулов.

– Отнюдь нет. Эта Ирина как раз относится к типу женщин, которые в определенного рода отноше­ниях предпочитают руководствоваться почти олим­пийским девизом – «быстрее, глубже, сильнее». И тем не менее любое откровенное предложение занять­ся подобным видом «спорта» способно вызвать у них бурю негодования. Мужчина должен пригласить даму к себе в гости на чашку кофе – и тогда она, немного по­ломавшись, охотно согласится, а потом будет выделы­вать в постели такие штуки, что кофе так и останется в кофейнике. Но не дай Бог предложить ей зайти в гости именно «для этого». Хорошо, если все ограни­чится только пощечиной...

– Странно... – пробормотал Самбулов. – Но по­чему?

– Таковы правила их любовной игры, – пояснил Асмодей. – И это замечательно! Ведь сколько коми­ческих историй возникает порой из-за того, что с женщинами одного типа обращаются так, как этого требуют женщины совсем другого типа. Когда за шлюхой ухаживают, как за недотрогой – что может быть забавнее?

– А разве не все женщины одинаковы?

– Так же, как и мужчины. Ниже пояса – да, но выше плеч начинаются различия...

– Постой-ка, но вон там, на последнем экране, я вижу какой-то фантастический сон!

– О, этот сон снится одному популярному поли­тическому деятелю, который сделал свою карьеру на том, что всегда и всем все обещал. В данный момент ему снится, что он обещает дьяволу справиться с Гос­подом Богом, если только дьявол поможет ему стать президентом. Однако я вижу, что большинство экра­нов уже погасло, – заметил Асмодей, – а это означа­ет, что началась стадия сна без сновидений. Если ты не слишком устал, то, чтобы скоротать время до утра, я могу пока рассказать тебе историю своего появле­ния в Москве.

– Если у меня будет пиво, я смогу вытерпеть и не одну из твоих историй, – довольно бодрым голосом отозвался Самбулов, и в тот же миг перед ним возник­ли не только несколько банок «Гессера», но и две большие ароматные воблы. Пока студент возился с чешуей, Хромой Бес начал рассказывать.

 

Глава 3. ИСТОРИЯ ПОЯВЛЕНИЯ ХРОМОГО БЕСА В МОСКВЕ,
ИЛИ КОНЕЦ ЭПОХИ ВАЛЬСОВ

– Поскольку история моего появления в России неразрывно связана с историей возникновения валь­са, – заговорил Асмодей, – ее уместно начать с 1787 года, когда при императорском дворе в Вене был объ­явлен конкурс на лучшую оперу. Среди представленных произведений была и опера Моцарта «Свадьба Фигаро», однако, как это ни странно, первое место и главный приз – тот самый медальон, который нахо­дится в похищенном тобой саквояже, – получил не он, а испанский композитор Мартин-и-Солера. Его опера называлась «Редкая вещь», и в финале второго действия там танцевали четыре сказочных персонажа. Легкая, сладострастная, запоминающаяся мелодия их танца настолько понравилась членам жюри, что пред­определила музыкальную победу испанца над своим гениальным противником. Случайно получилось так, что один из этих персонажей носил имя Вальс. Оно-то и дало название новой музыкальной моде, которая вскоре охватила весь мир. Впрочем, лиризм, изящество и неисправимая веселость вальса послужили в некото­рых странах поводом для его преследования. Напри­мер, он был запрещен в России в период правления Павла I и во Франции во времена Революции. Причем в обоих случаях причина запрета была одна и та же – «поскольку сей танец является верхом непристойнос­ти и скабрезности». Это и понятно – любая власть, сурово хмурящая брови, чтобы заставить трепетать своих подданных, просто не могла допустить их безза­ботного веселья.

Однако вернемся к Мартину-и-Солера. После своей победы над Моцартом он получил приглашение от Екатерины II стать ее придворным композитором. Собираясь в далекий Петербург, он захватил с собой все те вещи, которые ты обнаружил в саквояже. Среди них была и бутылка, где я томился ровно восемьдесят лет, с того самого момента, когда вынужден был по­кинуть мадридского студента дона Клеофаса-Леанд-ро-Переса Самбульо и вернуться к своему повелите­лю – могущественному магу и чародею. Проклятый старик не замедлил упечь меня обратно в сосуд, который простоял в его лаборатории вплоть до смерти хозяина, последовавшей в результате неосторожного обраще­ния с потусторонними силами. Волею судеб Мартин-и-Солера оказался одним из его наследников. Он заинтересовался моей бутылкой и решил взять ее с собой. Таким образом я и пересек границу Российской империи.

– А какова история кубка, фолианта и шкатул­ки? – не удержался от вопроса Кирилл, поглядывая на саквояж, который стоял между обоими собеседни­ками.

– Кубок принадлежал самому Моцарту, – ответил Хромой Бес. – И был подарен им Мартину-и-Солера во время дружеского обеда, который дал испанец в честь своей неожиданной победы. Фактически он яв­ляется символом того, что даже гении могут терпеть поражения и поп v'ha regola senza essezione[2]. Сам по­бедитель, разумеется, воспринял этот кубок как знак своего превосходства над австрийским коллегой.

Об истории фолианта и шкатулки я расскажу не­сколько позже, а теперь вернемся в Вену начала де­вятнадцатого века, поскольку именно здесь происхо­дили основные события этой истории. Итак, два молодых, бедных, но весьма честолюбивых музыканта снимают на двоих одну небольшую мансарду. Первого зовут Йозеф Ланнер, и он известен теперь только ис­торикам музыки как один из создателей венского вальса, а второго – Иоганн Штраус. Поскольку ему суждено было прославиться не только как композито­ру, но и как родителю гениального сына, к его фами­лии стали потом добавлять слово «отец», больше по­хожее на титул. Впрочем, в 1820 году он еще не только не был отцом, но даже не помышлял о женитьбе, предпочитая приставать к хорошеньким горничным и проводить время в веселых попойках и проказах, о ко­торых потом говорила вся Вена. Однажды, например, эти два молодых прохвоста ухитрились поменять ночью вывески похоронного бюро и булочной. В другой раз они похитили ночной колпак и халат и обрядили в них бронзовую статую императора. Ну, а привязыва­ние карет к фонарным столбам, пока извозчики спали на козлах, считалось настолько заурядным делом, что им занимались только тогда, когда не могли приду­мать ничего более оригинального.

Оба музыканта были настолько бедны, что в один прекрасный день у них на двоих осталась всего одна рубашка. Поэтому одному из них приходилось выхо­дить на прогулку в плотно застегнутом сюртуке, надетом прямо на голое тело. Единственным средством, заработка были выступления по разным кафе и трактирам вместе с оркестром, составленным из таких же моло­дых шалопаев. Посетители таких кафе предпочитали, как правило, легкую танцевальную музыку. И потому сначала Ланнер, а за ним и Штраус стали сочинять собственные вальсы, пользовавшиеся большим успе­хом. Свой оркестр они назвали «Променад-концерт» и вскоре завоевали такую популярность, что начали выступать в знаменитом венском увеселительном парке Пратер.

Но тут между ними возник первый конфликт, при­чиной которого стала Анна Штрейм – пухлая и розо­вощекая дочь владельца трактира «У пылающего петуха». Почему оба молодых композитора влюбились именно в нее? Да потому, что без любовных конфликтов ни жизнь, ни искусство не представляли бы ни малейше­го интереса. Среди всех бесов преисподней именно я отвечаю за наличие подобных конфликтов, и благо­даря богатству моей фантазии ни жизнь, ни искусст­во не оскудевают. Ну действительно, что может быть увлекательнее, чем создавать пары из таких людей, которые меньше всего подходят друг другу! Свести, например, скупца и мотовку, красавицу и урода, та­лантливого человека и самую заурядную дуру!

Впрочем, поскольку в истории этого конфликта я участия не принимал, он разрешился самым естест­венным образом. Из двух молодых людей дочь трак­тирщика предпочла более привлекательного. Ее выбор пал на Иоганна Штрауса – высокого смуглого красавца с пышной копной черных кудрей. Ланнер же был худым, сутулым и рыжеватым, с лицом самого за­урядного венского чиновника. Однако страсти в его душе бушевали нешуточные, и доказательством тому послужили все последующие события.

После бурного разговора, во время которого Штраус заявил о том, что уже получил согласие Анны и в скором времени состоится их свадьба, два бывших друга приняли решение поделить между собой ор­кестр и два основных трактира, владельцы которых приглашали к себе музыкантов особенно часто. Штраусу как будущему зятю достался трактир «У пы­лающего петуха», Лайнеру – трактир «Черный козел». Во время последнего совместного выступления, со­стоявшегося именно в «Петухе», между обоими музы­кантами произошла бешеная ссора, которая переросла в потасовку. И хотя большинству из присутствующих была ясна подлинная причина конфликта, началом драки послужил спор обоих композиторов о том, каким быть вальсу. Уже давно вся музыкальная Вена заметила различие между вальсами Лайнера, легкими и сентиментальными, и вальсами Штрауса – страст­ными и импульсивными. Причем эти различия легко объяснялись характерами обоих молодых людей.

– От вальсов должен исходить аромат фиалок! – патетично заявил Ланнер, взобравшись на стол с бо­калом в руке.

– Нет, вальсы должны быть вкусны, как штрудель с изюмом! – горячо прервал его Штраус, пытаясь взо­браться на тот же стол и спихнуть своего оппонента.

Недолго думая, Ланнер выплеснул в лицо сопер­нику все содержимое бокала, в ответ на что разъяренный Штраус – а дело происходило на глазах его невес­ты – схватил Лайнера за ноги и с размаха кинул на пол. В тот же момент он получил удар футляром от скрипки по голове – это последователь Лайнера всту­пился за своего кумира. А еще через минуту оба орке­стра бросились друг на друга и началась свалка, во время которой звонко билась посуда, трещала мебель и раздавались глухие звуки ударов, которыми награж­дали друг друга поклонники вальса. Разнять их уда­лось лишь с помощью большого отряда полиции.

Дальнейшая судьба Лайнера достаточно трагична: неудача в личной жизни и зависть к счастью бывшего друга привели к тому, что он забросил музыку, начал спиваться и умер, не дожив до сорока двух лет.

Штраус же благополучно женился на Анне Штрейм, и у них родились три сына – Иоганн, став­ший «королем вальса», Йозеф и Эдуард. Их отец много и успешно гастролировал по всей Европе и по­рвал с концертной деятельностью лишь тогда, когда перед началом выступления в Париже, едва успев взмахнуть смычком, вдруг упал без сознания на глазах у изумленной публики – сказалось страшное пере­утомление от большого количества концертов. Впро­чем, отдохнув и подлечившись, он окреп настолько, что бросил жену и троих детей и женился на модистке.

К тому времени уже начала восходить звезда его сына, постепенно затмившая его собственную. Пер­вое публичное выступление Штрауса-сына произо­шло в венском казино Доммейера и сопровождалось оглушительным успехом. Достаточно сказать, что последний вальс по требованию публики исполнялся девятнадцать раз подряд! С этого момента Иоганн, продолжая дело своего отца, начинает активную кон­цертную деятельность, которая приводит к тем же ре­зультатам: в двадцать восемь лет Штраус заболевает от переутомления и назначает руководителем своего ор­кестра сначала брата Йозефа, а затем и Эдуарда.

Во время гастролей в России Штраус-сын позна­комился с Марией Тымкив – юной внучкой Мартина-и-Солера, родившейся от внебрачной связи сына испанского композитора с украинской крепостной актрисой. Их роман был очень недолгим, точнее гово­ря, это был даже не роман, а короткая, но яркая страсть, в результате которой у Марии Тымкив, уже после отъезда Штрауса, родился сын Михаил.

Сам Штраус больше никогда в жизни не встречал­ся с юной российской возлюбленной, а потому и не узнал о появлении на свет своего сына. Спустя неко­торое время у него уже было другое увлечение – по­пулярная певица Генриетта Трефц, которая была на целых десять лет его старше. Тем не менее они обвенчались, когда ему было тридцать пять, а ей, соответст­венно, сорок пять лет. Дальше последовало несколько безоблачных лет тихого семейного счастья в уютном особняке близ Шенбруннского парка.

Однако вскоре скоропостижно скончался его лю­бимый брат Йозеф, причем эта смерть была настоя­щею смертью музыканта. Во время репетиции, из-за ошибки новой певицы, оркестр сбился с такта и у Йозефа начался сердечный приступ. Он упал, получил сотрясение мозга и через несколько дней умер. При­сутствуя на его похоронах, Иоганн Штраус познако­мился с той самой певицей, которая и стала невольной причиной смерти брата. То была очаровательная и легкомысленная немка по имени Ангелина Дитрих. Штраус настолько увлекся этой красавицей, что раз­велся со своей женой и женился на Ангелине.

Во время свадебного путешествия они посетили Париж, где познакомились с блестящим дирижером бального оркестра Эриком Вальдтейфелем, который к тому времени прославился и как сочинитель популяр­ных вальсов. Иоганн Штраус с симпатией отнесся к французскому коллеге, пригласил его бывать в своем доме и неоднократно в присутствии жены похвально отзывался о его музыке. Лучше бы он этого не делал, особенно учитывая довольно значительную разницу в возрасте между ним и супругой! Ему было уже далеко за сорок, он был почти на двадцать лет старше своей жены и на двенадцать лет старше Вальдтейфеля.

О дальнейших событиях несложно догадаться. В своей прощальной записке Ангелина сообщала Штраусу: «Эрик покорил меня своим бесподобным вальсом, на­писанным в мою честь Ты никогда не посвящал мне ничего такого!» Кстати, этот вальс, которому Вальд-тейфель, дал название «Радость и горе», в России стал популярной цыганской песней – «Милая, ты услышь меня...»

Лишь в своем следующем браке, на который он ре­шился, уже имея за плечами пятьдесят восемь лет бурной жизни, Штраус обрел наконец то, что искал. Очеред­ная жена по имени Адель буквально боготворила своего мужа и преданно заботилась о нем до самой его смерти.

Ангелина Дитрих так и не вышла замуж за Вальдтейфеля, расставшись с ним спустя два года после ухода от Штрауса. Она продолжала вести весьма лег­комысленный образ жизни и при этом души не чаяла в своей дочери, отцом которой успел стать Вальдтей-фель незадолго до их окончательного разрыва. Анге­лина умерла в начале двадцатого века, всего на год пережив своего знаменитого мужа. Узнав о смерти своей бывшей возлюбленной, Вальдтейфель решил наконец-то познакомиться с дочерью, которой к тому времени уже исполнилось двадцать два года. Он был настолько поражен красотой Беатрис, что посвятил ей один из своих вальсов, назвав его «Манола». Девушка была не только хороша собой, но обладала незауряд­ным голосом и музыкальными способностями. Услы­шав о предстоящей премьере последней оперетты Штрауса «Венская кровь» – а эта премьера должна была состояться уже после смерти самого композито­ра, – Беатрис приехала в Вену и здесь познакомилась! с Эдуардом – последним из братьев-Штраусов, котрому к тому времени уже исполнилось пятьдесят два года. Эдуард был весьма незаурядной личностью и, посвяти он себя какому-нибудь другому занятию, не­сомненно добился бы блестящих результатов. Но по просьбе старшего брата и по примеру среднего ему пришлось стать музыкантом и руководителем их зна­менитого оркестра.

Увы, уже чувствуя, что начинает стареть, он нако­нец-то осознал свою главную ошибку – по сравнению с творчеством Иоганна, все его собственные сочинения носили вторичный, подражательный характер, не го­воря уже о том, что в них не было той пленительной легкости и запоминаемости мелодий, которыми отли­чались лучшие вальсы Штрауса. Но cosa fatto capo ha![3] Начинать жизнь заново уже поздно, достичь каких-то высот – невозможно, и в его душе завелся черный червяк зависти. Знакомство с Беатрис породило в Эдуарде мгновенную влюбленность, на что она только изумлялась и, пожимая плечами, обдумывала про себя наименее обидные слова, которые бы помогли охла­дить пыл этого уже начинающего седеть человека.

– Кстати, – неожиданно прервал свой монолог Хромой Бес, обращаясь к Самбулову, – обрати вни­мание на такой любопытный факт: влюбленный старик может являть собой зрелище комическое, трагическое или благородное, но никогда не отвратительное, в от­личие от влюбленной старухи. О чем это говорит?

– Подумаешь, загадка, – фыркнул студент, нахо­дясь после хорошей дозы пива в блаженном состоя­нии духа. – Да, разумеется, о том, что в женщине всегда важна внешность, в то время как мужчина может за­менить ее деньгами, умом, талантом...

– О мой юный мудрец! – ехидно воскликнул Асмодей. – В таком случае ответь и на второй вопрос: если главное в женщине – это красота, то почему же тогда так поражаются следователи, ведущие дела о преступлениях, совершенных из ревности? Ведь боль­шинство героинь подобных преступлений имеют самую невзрачную внешность и красавицами их никак не назовешь?

Самбулов задумался и почесал лоб.

– А действительно, черт его знает почему...Наде­юсь, я тебя не обидел, – поспешно добавил он, вспомнив, кем является его собеседник.

Но Асмодей и не думал обижаться.

– А я это и в самом деле знаю, – заявил он. – Все дело в том, что человек влюбляется не потому, что видит перед собой совершенство, а потому, что имен­но в этот момент ему очень хочется влюбиться. Более того, всегда любят не конкретную личность со всеми ее пороками и достоинствами, а тот идеальный образ, который создает воспаленное воображение влюблен­ного. Поэтому влюбленный сродни талантливому ху­дожнику, способному увидеть красоту и совершенство даже там, где их нет. Впрочем, мы несколько отвлек­лись, а потому я продолжаю.

Итак, Беатрис, которая будучи полуфранцуженкой и парижанкой, отличалась тем не менее достаточно скромным и целомудренным нравом, пыталась вся­чески успокоить своего немолодого поклонника, что, впрочем, ей не слишком удавалось. Не зная, как изба­виться от его назойливых ухаживаний, она уже поду­мывала было о тайном бегстве в Париж...

– Извини, что перебиваю, – не утерпел Самбулов, – но вон на том экране почему-то вдруг зажглись виды Парижа. Это что – иллюстрация к твоему рас­сказу?

– Нет, – взглянув, заявил Хромой Бес, – это ро­мантический сон одного бедолаги, который сейчас > просто блаженствует, видя себя сидящим в кафе на -Елисейских полях и перемигивающимся с пикантны­ми парижанками. Через мгновение это блаженство кончится, поскольку запоздалый пьяница ударит ногой в дверь подъезда и заорет: «А, б...ди е...ные!» с такой силой, что наш романтик мгновенно проснется и поймет, что он все-таки в России. Ну, теперь я могу продолжить?

– Валяй, тем более что все это достаточно занятно.

– Премьера последней оперетты Штрауса закон­чилась громким скандалом – ее просто освистали, а директор театра, вложивший в постановку все свои деньги, застрелился. По всей Вене ходили упорные слухи о том, что именно Эдуард был причастен к про­валу этой оперетты своего покойного брата. Беатрис мгновенно поверила им и при первой же встрече ре­шительно указала Эдуарду на дверь. Если бы она знала, на какой шаг толкнет злополучного влюблен­ного, то, разумеется, не стала бы этого делать.

Вечером того же дня Эдуард, впавший в отчаяние и злую решимость, договорился с владельцем одного кирпичного завода о том, что привезет к нему сжечь «кое-какие ненужные вещи». Через два часа прибыла телега с этими «ненужными вещами» и мрачное ауто­дафе началось. Увидев, что в его печи сжигают парти­туры, написанные рукой самого Иоганна Штрауса, владелец завода встал на колени перед Эдуардом, но тот был неумолим. Так человечество лишилось под­линных рукописей самых знаменитых вальсов. А Беат­рис вернулась в Париж и через некоторое время полу­чила таинственную посылку, в которой была шкатулка с одним-единственным уцелевшим вальсом. Зачем Эдуард сделал это? У меня есть только одно объяснение: любой из отвергнутых любовников пыта­ется доказать своей бывшей возлюбленной, как жес­токо она была не права в отношении его. Кто-то ста­новится знаменитостью, кто-то пускает себе пулю в лоб, кто-то заводит роман с другой. Эдуард решил по­жертвовать вальсами своего великого брата...

Впрочем, эпоха вальсов к тому времени уже подхо­дила к концу. И, может быть, это даже символично, что последний великий вальс – «Над волнами» – был написан не в Европе, а в Мексике никому не извест­ным девятнадцатилетним» музыкантом. Наступало столетие мировых войн, гигантских социальных экс­периментов и жестокого противостояния, и это столе­тие относилось к изящным и лиричным вальсам как к такому же пережитку предыдущего века, каким явля­лись, например, дуэли. Композиторами двадцатого века вальс использовался или как пародия, или как стилизация, воссоздающая атмосферу века девятнад­цатого. А символами современности становились все более жесткие, агрессивные и динамичные мелодии. Однако я опять отвлекся.

Итак, наступил двадцатый век. Началась первая мировая война. Беатрис по-прежнему жила в Париже и преподавала музыку в лицее. Поскольку Россия была союзницей Франции, в большой моде было все русское. А уж когда во Францию прибыл русский экс­педиционный корпус, восторгу парижан не было пре­дела. В одном из кафе Беатрис познакомилась со стройным черноволосым полковником русской армии, который представился как Михаил Тымкив. Разумеется, это был правнук Мартина-и-Солера, тот самый сын Марии Тымкив и Иоганна Штрауса, о ко­тором я уже упоминал. Почему двадцатидвухлетняя Беатрис отвергла пятидесятидвухлетнего Эдуарда Штрауса, а спустя восемь лет пылко влюбилась в пя­тидесятилетнего Михаила Тымкив? Потому что раз­ница в возрасте сократилась до двадцати лет? Или по­тому что порывы женского сердца непонятны даже черту?

Короче, они обвенчались и после войны посели­лись в Париже, где у них родилась дочь – Анастасия Михайловна. Полковник был очень романтичным и весьма наивным человеком, а потому уже в тридцатые годы, когда сталинский режим вовсю демонстрировал ; миру свою привлекательность и гуманность, решил последовать примеру своего любимого писателя Куп­рина и вернуться на родину. Беатрис безропотно под­чинилась решению мужа, и вскоре они оказались в Москве. Все дальнейшее очевидно: Михаил был расстрелян как «белогвардейский офицер», а Беатрис умерла в сибирском концлагере. Их дочь, Анастасия Михайловна, сумела выжить и дожила до глубокой старости. Окна ее дома выходили на Краснопреснен­скую набережную, поэтому конец этой истории ока­зался достаточно символичным. Праправнучка Мартина-и-Солера, подарившего миру мелодию, ставшую символом целой эпохи, была убита во время октябрь­ских событий в Москве шальной пулей, залетевшей в ее окно. Произошло это в тот момент, когда она, чтобы заглушить звуки уличной перестрелки, поста­вила пластинку на свой древний патефон, решив по­слушать любимый вальс – «Сказки Венского леса».

 

Глава 4, О ТОМ, КАК СТУДЕНТ С ПОМОЩЬЮ ХРОМОГО БЕСА
 ОТОМСТИЛ СВОЕЙ КОВАРНОЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ

– Однако нам уже пора двигаться дальше, – заме­тил Асмодей, закончив свой рассказ. – Ночь прошла, и наступает время утренних новостей, так что скоро здесь появятся сотрудники телевидения.

Кирилл к этому времени уже давно покончил со своим пивом и теперь согласно кивнул.

– А куда мы отправимся? – спросил было он, но вспомнив что-то в этот момент, резко вскинул голо­ву. – Кстати, а как там моя Марина? Я, черт возьми, хотя и не испанец, но жажду мести! Давно уже меня не ставили в столь глупое положение. Зачем было приглашать в гости, если вскоре ожидался еще один любовник?

– В данный момент она, стоя в одном халате, про­щается с ним, – отозвался Хромой, с любопытством посматривая на Самбулова. – А какого рода месть ты бы предпочел?

– А что – у меня есть выбор? – изумился сту­дент. – Ну тогда огласите весь список, пожалуйста!

– Конечно, есть. Чтобы отомстить обманувшей его женщине, у мужчины имеются как минимум три варианта. Во-первых, он может изменить сам, пока­завшись неверной возлюбленной в обществе не менее красивой женщины. Во-вторых, он может подложить обманщице свинью. Ну, и в-третьих, он может на ее глазах унизить своего удачливого соперника.

– На мой взгляд, предпочтительнее всего пер­вое, – задумчиво заметил Кирилл. – Однако где ж ее взять, эту красивую женщину... Впрочем, я полагаюсь на твою дьявольскую изобретательность. Придумай что-нибудь забавное.

– Хорошо, – кивнул Асмодей, взял за руку сту­дента, и в мгновение ока они оказались напротив дома, где жила коварная Марина. Было около шести утра – то самое время, когда поливальные машины разъезжают по пустынным улицам и, омывая сонный асфальт, придают интригующую свежесть городскому утру. Легкомысленное солнце обещало великолепный осенний денек, чему особенно радовались собаки, та­щившие на поводках своих тучных и пожилых хозяев. Какие-то странные птицы, облюбовавшие деревья бульвара, чирикали в самом центре города, наблюдая за пока еще редкими автомобилями. Хромой и сту­дент уселись на скамейку и теперь следили за дверью подъезда, откуда, по словам Беса, должен был вот-вот появиться возлюбленный Марины.

– Так это его «шевроле»? – ревниво поинтересовался Самбулов, кивая на припаркованную невдалеке машину.

–Да.

– Тогда я понимаю, почему она со мной так обо­шлась...

– Он не так богат, как ей кажется. В сущности, это мелкий спекулянт, который еще лет десять назад делал деньги буквально на всем импортном, начиная от презервативов и кончая джинсами. А поскольку сейчас самые крупные состояния делаются именно на всем отечественном – от нефти до металлолома, – ему, не обладающему для этого нужными связями, удается сводить концы с концами, лишь закупая за границей всякий третьесортный товар в ярких упаков­ках. Однако господину чертовски хочется казаться преуспевающим, и ради этого он готов даже разорить­ся...Впрочем, настало время действовать. Сиди здесь и наблюдай за тем, что сейчас произойдет. – И Хро­мой Бес исчез прежде, чем Самбулов открыл рот, чтобы о чем-то спросить.

Кирилл пожал плечами, закурил и слегка прищу­рился. В этот момент из подъезда вышел высокий и широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, в белом свитере и белых брюках. Повернувшись к дому, он вскинул голову и небрежно помахал рукой. Проследив за направлением его взгляда, Самбулов, скрытый гус­тыми кустами, увидел стоявшую на балконе Мари­ну – очаровательно-бледную и, как и говорил Асмодей, в одном только соблазнительном коротком халатике, небрежно запахнутом на груди. Она засмеялась, что-то крикнула и помахала в ответ.

– Ну, черт подери, – ощущая бешеный приступ ревности при виде ее стройных загорелых ног, сквозь зубы пробормотал Самбулов, – где тот негодяй, что оставил меня любоваться этой милой сценой?

И как бы в ответ на его вопрос из-за угла вылетел роскошный белый «мерседес» и лихо затормозил перед самым «шевроле», едва не ткнувшись в него бампером. И Марина, и ее поклонник, в ту минуту уже открывавший дверцу собственной машины, и Самбулов с удивлением наблюдали это неожиданное явление. За ту ночь, что он провел с Асмодеем, Ки­рилл уже перестал было чему-либо удивляться, но теперь даже открыл рот и протер глаза. Ибо из «мерседе­са» вылез он сам, одетый в великолепный светло-серый костюм и яркий галстук. В руках Самбулов-двойник держал огромный букет алых роз, которым он привет­ливо помахал смотревшей сверху Марине.

– Фантастика, – присвистнул очнувшийся от изумления Кирилл, – ай да Асмодей!

Тем временем небрежно захлопнул дверцу «мерсе­деса» и, подняв голову, крикнул оцепеневшей на бал­коне Марине довольно-таки пошлую фразу:

– Ты уже проснулась, моя кошечка? Я иду, лечу, бегу...

– Куда это ты летишь? – сурово поинтересовался владелец «шевроле», преграждая путь лжестуденту.

– А какое твое поросячье дело? – беззаботно от­ветил мнимый Самбулов и попытался было пройти мимо. – Ты, кажется, собрался уезжать? Смотри не потеряй по дороге левое заднее колесо своей развалю­хи 1986 года выпуска.

– Что-о-о?

Дальше произошло самое интересное. Любовник Марины попытался было нанести лже-Самбулову могучий удар в челюсть, но тот ловко увернулся и сде­лал мгновенное движение свободной от цветов рукой. Его соперник качнулся и стал падать, но не назад, как от удара, а вперед, прямо на лжестудента. Тот на­гнулся, подставил ладонь и, приняв на нее всю тя­жесть обмякшего тела противника, ловко донес его до «шевроле» и небрежно закинул на самый верх. Неза­дачливый бизнесмен, видимо, находившийся в каком-то странном, гипнотическом обмороке, как ги­гантская белая лягушка, распластался ничком на крыше собственного автомобиля, бессильно свесив вниз сжатые кулаки. Мнимый студент вытащил из своего букета самую большую розу, проворно воткнул ее в зад поверженного соперника и, еще раз помахав потерявшей дар речи девушке, скрылся в подъезде.

Подлинный Самбулов, наблюдавший всю эту сцену из-за кустов, чуть не зааплодировал ловкости и остроумию Хромого Беса. Марина ушла с балкона, и теперь студенту оставалось только ждать своего ком­паньона. Впрочем, не прошло и пяти минут, как тот вновь материализовался на скамейке, приняв на этот раз свой обычный облик.

– Ну и как? – спросил он студента, небрежно за­кидывая ногу на ногу.

– Превосходно! – горячо ответил тот. – Я и пред­ставить себе не мог, что такое возможно. А как отне­слась к твоему появлению Марина?

– О, у нас состоялся весьма занятный разговор. Очаровательное, надо сказать, создание, способное совратить даже черта! Пока я поднимался в ее кварти­ру, она успела немного прийти в себя, однако первым же ее вопросом было:

– Это действительно ты?

– Разумеется, – как можно более снисходитель­ным тоном ответил я. – А что тебя удивляет?

– А откуда у тебя такая машина? Спасибо за розы. И, вообще, что все это значит? Почему ты мне ничего о себе не рассказывал? – произнося это, она самым милым образом провела меня в квартиру и поставила цветы в вазу.

– Да потому, – сказал я, присаживаясь, – что ты никогда меня ни о чем не расспрашивала. А кто этот гнусный тип? Он что – провел у тебя ночь?

Последний вопрос она предпочла не услышать, хотя и взглянула на меня очень кокетливо.

– Это знакомый моих родителей, который заехал ко мне кое-что передать.

– В шесть часов утра? – усомнился я.

– Но ведь и ты приехал в это же время. Кстати, почему ты вчера ушел?

От такого вопроса можно было бы растеряться даже черту. Я придал себе самый обиженный вид и за­явил:

– Но ведь ты же сама меня выгнала!

– Я? – и она кокетливо надула губы. – Вот уж неправда. Ты просто все сидел, пил пиво и не гово­рил, чего тебе от меня хочется...

– А что, это надо говорить? Все мои желания, детка, давным-давно описаны в «Кама-сутре»! – воз­мущенно заметил я, на что она так ловко пожала пле­чами, что ее восточный халат заметно распахнулся.

– Ну, прости, я не догадалась...

Тут она совершенно непередаваемым образом со­строила мне глазки, едва заметно кивнув в сторону спальни, где виднелась раскрытая постель...

– Однако! – прохрипел Самбулов, ерзая на ска­мейке. – Ну и что дальше?

– А дальше я вдруг вспомнил, что забыл запереть машину, и решил спуститься вниз.

– Но ты еще вернешься? – с беспокойством спросила она, на что я небрежно пожал плечами и как бы про себя заметил:

– Не понимаю, как ты могла связаться с таким де­шевым болваном... И что ты в нем нашла?

– Да у него такой... – тут она запнулась и, если бы еще была способна краснеть, то непременно бы покраснела.

– Люди, которым не хватает мозгов, обычно любят похваляться иными частями своего тела, – введя ее в замешательство этой глубокомысленной фразой, я вышел из квартиры и вернулся к тебе. Ну, что теперь скажешь?

Самбулов задумчиво почесал в затылке, а затем во­просительно взглянул на Хромого Беса. Тот понял его взгляд и усмехнулся.

– Конечно же, тебе сейчас хочется подняться к ней. Однако учти одно обстоятельство: мне неизвес­тен срок моего пребывания в Москве, поэтому мы можем расстаться в любую минуту... Итак, решай – или мы продолжаем нашу прогулку, или... Впрочем, вернуться к Марине ты сможешь и без меня, но сде­лать это надо сегодня не позднее двенадцати часов ночи.

– А что произойдет в двенадцать ночи?

– Розы исчезнут, а вместо них появится букет искусственных мужских фаллосов, на каждом из ко­торых будет надет цветной презерватив.

– И ты думаешь, она на это обидится?

– Она-то нет, но вот ее родители, которые все еще пребывают в блаженном неведении по поводу того, откуда у их милой дочери такие дорогие наряды, тут же обо всем догадаются и устроят ей бурный скандал. Этот небольшой фокус я приготовил на тот случай, если ты останешься недоволен тем, что уже видел.

– Ладно, – решительно сказал студент, – черт с ней! Объясни мне лучше странную сцену, которую я наблюдал, пока ты был у нее. Мимо ее распростертого с розой в заднице любовника проходил какой-то не­лепый тип – лет этак тридцати, маленького роста, по­хожий на обезьяну, сочиняющую стихи. Увидев розу, он подошел к машине, подпрыгнул и выдернул ее. Потом задумчиво ее понюхал – я имею в виду не зад­ницу, а розу – и как ни в чем не бывало отправился дальше. Это что – псих?

– В какой-то степени да, – согласился Асмодей. – Если считать сумасшедшими тех людей, чьи странные поступки не перестают удивлять окружаю­щих. А человек, которого ты видел, постоянно сочи­няет стихи, хотя и не является профессиональным поэтом. Это – машинист метропоезда, и он недавно женился на любимой женщине, за которой ухаживал почти пять лет. Надо сказать, что этот озорной брак состоялся не без моей помощи. Ты и сам заметил, что он похож на обезьяну, в то время как жена его – пи­саная красавица: высокая, стройная, с изумительным бюстом и великолепными ногами. И при этом никогда не корчила из себя недотрогу и легко научилась забра­сывать свои великолепные ноги на плечи множества мужчин. Разумеется, ее нынешний муж ничего об этом не знал, как не знает и до сих пор. Зато он про­сто раздувается от гордости, когда идет с супругой по улице, надменно поглядывая на всех встречных муж­чин. Считая себя единственным обладателем такой драгоценности, наш машинист пребывает на вершине блаженства, а в жене просто души не чает. Пусть же и дальше остается в счастливом неведении относитель­но того, что не он один владеет ключом от заветной сокровищницы, иначе в Московском метрополитене на одного машиниста может стать меньше.

– Аминь! – согласился Самбулов. – А эту розу он понес жене?

– Да, как и то стихотворение, которое придумыва­ет по дороге. Впрочем, его красавица столь интенсив­но воспользовалась ночной сменой своего мужа, что сейчас ей смертельно хочется спать, а потому не до роз и не до стихов. Однако благодаря этому машинис­ту мы незаметно перешли к «теме, которая неисчер­паема», как обозначил ее месье Лесаж. Я предлагаю тебе сейчас не смущать своим видом прохожих, которых становится все больше, а перенестись на ближайшую башню и понаблюдать за теми чудаками, каждый из которых, вроде нашего машиниста, на чем-то слегка помешан.

– Согласен, – тут же воскликнул Самбулов, и через мгновение они взмыли в воздух.

 

Глава 5. ТЕМА, КОТОРАЯ НЕИСЧЕРПАЕМА

– А как же «мерседес»? – вдруг забеспокоился Самбулов, когда они оказались на крыше одного из высотных зданий Нового Арбата.

– Он исчезнет так же внезапно, как и появился, – успокоил его Асмодей. – Но, кстати, этот фокус на­помнил мне одну забавную историю, которая в кон­тексте нашей темы будет вполне уместна. Один остро­умный, но не слишком богатый господин длительное время ухаживал за капризной молодой особой, кото­рая постоянно выдавала ему одни и те же сентенции, напоминающие несколько затянутый афоризм: «Муж­чина, у которого нет денег, может рассчитывать только на дружеский поцелуй в щечку – и не более! Мужчи­на, у которого кое-что есть, вправе надеяться на то, что с ним будут кокетничать. И только богатый муж­чина – ах! – при этом она всегда вздыхала и закаты­вала свои красивые глазки, – чего хочет, то и получает!»

– «Которые без денег, с дамами не ходют»! – со «смехом отозвался Самбулов, очень к месту вспомнив чудесный рассказ Зощенко.

– Вот-вот, – поддакнул Хромой Бес, делая вид, ; что понял литературную аллюзию студента. – И тогда этот находчивый джентльмен, чтобы пустить своей даме пыль в глаза, пошел на одну, невинную, на мой взгляд, хитрость. Однажды он позвонил ей домой и, % небрежно заявив, что купил новую машину, предло­жил встретиться и «обмыть покупку». Его дама охотно согласилась и пригласила его в гости, сказав, что у нее сейчас находится подруга. «Прекрасно! – заметил он, поскольку это было как нельзя более кстати. – Тогда и я тоже приеду с приятелем». После чего наш аван­тюрист перезвонил своему преуспевающему другу, у которого была новенькая «тойота», и изложил ему свой план. Надо сказать, что он даже не умел водить машину, а потому оба приятеля проделали следующий фокус: подъехав к самому дому и громко посигналив, они, не вылезая из машины, кое-как поменялись мес­тами. Подруги, ожидая обоих гостей, уже стояли на балконе и приветливо помахали им ручками, когда наш герой вышел из «тойоты» с места водителя, а его верный друг – с места пассажира.

– Прекрасно! – расхохотался Самбулов. – Ну и как, это подействовало?

– О да, и так же успешно, как наш сегодняшний розыгрыш на твою Марину. Этот господин одержал долгожданную победу, да и его друг своего не упус­тил, поскольку в тот вечер, по понятным причинам, пили одни только дамы.

Однако давай обратимся к следующим сюжетам. Я намеренно выбрал это место. С него открывается вид и на старые дома Арбата, небогатых жителей которого пытаются выселить на окраины; и на новые башни, которые успела построить для себя бывшая номенкла­тура, а сейчас успешно обживает нынешняя. Мы, без сомнения, найдем здесь немало чудаков, достойных упоминания. Некоторые из них заслуживают уваже­ния, некоторые – сожаления, а кое-кто и презрения. Ну, начнем хотя бы с первых. А чтобы тебе было лучше видно тех, о ком пойдет речь, я просто сделаю стены и крыши их домов абсолютно прозрачными для твоего взгляда. – С этими словами Хромой Бес при­коснулся к глазам студента, и Самбулов восхищенно вскрикнул: теперь он действительно мог проникать взором даже за самые толстые стены, словно это были стекла аквариума.

– Обрати внимание вон на того бледного юношу, – продолжал Хромой Бес, указывая своему спутнику вниз. – Он решил посвятить жизнь состав­лению полного списка жертв тоталитарного режима в России, и вот уже пять лет упорно отказывается от всех развлечений юности, постоянно пополняя свою картотеку. Его труд заслуживал бы уважения, если бы не был абсолютно невыполним – для составления та­кого списка потребуется жизнь как минимум десяти поколений. Кроме того, этот список постоянно по­полняется... «Предоставьте мертвым хоронить своих мертвецов», – сказал бы по этому поводу один знаме­нитый любитель афоризмов.

– Ого! Ты цитируешь Библию? – изумленно спросил Самбулов.

– А что же тут удивительного? – невозмутимо отозвался Хромой. – Ведь что бы о ней ни говорили, эта книга написана людьми, некоторые из которых были талантливыми, некоторые бездарными. Кое-кто был очень умен, кое-кто и не очень...

Однако продолжим нашу экскурсию. В доме на­против ты видишь двух, как бы это помягче выразить­ся, антиподов вышеупомянутого юноши. Один из них, дипломированный специалист по марксистско-ленинской философии, всю жизнь преданно служил режиму и еще в годы перестройки трудился в долж­ности инструктора горкома партии, усердно подбирая для речей своего тогдашнего шефа соответствующие случаю цитаты из классиков. Однажды он едва не сошел с ума, пытаясь найти цитату на тему перестрой­ки. Доклад, как обычно, требовался к очередному Пленуму, а проклятая цитата никак не находилась. И тогда он, уже совсем отчаявшись, пошел на то, что сам же про себя назвал кощунством: привел в докладе цитату из Марка Аврелия, приписав ее Энгельсу. Рим­ский император в своих знаменитых записках однажды высказался в том смысле, что умение перестраивать­ся – это необходимое свойство умного правителя. Доклад был благополучно прочитан и никто бы и не заметил подлога, не похвастайся им спьяну сам автор одному из коллег по работе. Через два дня он был уво­лен с занесением выговора в учетную карточку. После этого наш философ как-то разочаровался в марксизме и теперь переводит с английского эротические рома­ны, в минуты досуга сочиняя философский трактат «О любви чувственной и платонической».

– Забавно, – усмехнулся Самбулов, – интересно было бы почитать.

– Ты бы там ничего не понял, поскольку данный философ, перестав быть марксистом, остался догма­тиком, а потому пишет на редкость нудно и наукооб­разно. Знаешь, какое определение в своем трактате он дает женщине? Держись за перила, чтобы не упасть! «Женщина – это объект чувственного восприятия, аффинирующий субъективные ощущения мужского индивида».

– А что? – отсмеявшись, заметил Самбулов. – Мне кажется, неплохо... и главное – легко запомина­ется.

– Его сосед по лестничной площадке теперь зовет его не иначе, как ренегатом, ибо сам по-прежнему ос­тается непоколебимым ленинцем, не упуская ни одного случая выйти на улицу с портретом вождя. Любовь к Ленину он впитал с самого детства, но не с молоком матери, а благодаря спирту, который его отцу – патологоанатому, отвечающему за сохран­ность ленинской мумии, – всегда выдавали в неогра­ниченном количестве. Нет, папа не поил сынишку ле­нинским спиртом. Он выгодно продавал его, и семья всегда жила в полном достатке.

– А это что за тип, пыхтя и отдуваясь, занимается гирями? – поинтересовался Самбулов, указывая Асмодею дом, находившийся неподалеку. – Он что, решил стать культуристом?

– О нет, – отвечал Хромой, – причину его стара­ний зовут Маруся. Этим летом они всей студенческой группой ездили на пляж, и там эта Маруся, к которой он уже давно был неравнодушен, увидев его щуплую грудь и тонкие ноги, с непередаваемым ехидством за­метила: «Да, Вовик, с такой фигурой, как у тебя, только для карикатур позировать». Однако сейчас мне хочет­ся показать тебе одного интересного поэта. Больше всего на свете он страшится посмертной славы. Его, как и многих начинающих литераторов, сгубили не­умеренные похвалы друзей, и он возомнил себя гени­ем. Но поскольку этого гения нигде не печатают и он вынужден писать «в стол», его безумно волнуют про­блемы посмертного издания своих нетленных шедевров и, как результат этого, неизбежная – по его мнению, разумеется, – слава, которой он уже не сможет вос­пользоваться. Свои тревоги он излил в стихотворе­нии, озаглавленном «Венок самому себе». Целиком его читать слишком долго, но последнее четверости­шие стоит процитировать. Вот что больше всего пуга­ет нашего поэта:

 

А вдруг мое узнают имя?

А вдруг я стану знаменит?

И восхищенная Россия

Мой череп славой позлатит!

 

– Нашел чего бояться! – усмехнулся Самбулов.

– Да, – согласился Хромой Бес, – он человек вполне благополучный, и бояться ему действительно нечего. Ибо посмертная слава угрожает только непри­знанным талантам, судьба которых, как правило, тра­гична. Если талантливый человек не вписывается в окружающие обстоятельства, то гибнет от бессилия; если вписывается – то от конформизма. Но, раз уж мы заговорили о людях творческих – хотя и любо­пытных не столько своими талантами, сколько причу­дами, – хочу обратить твое внимание еще на одного типа, сидящего в самой глубокомысленной позе вон там, за письменным столом.

– Это тот, что откинулся в кресле и приложил указательный палец ко лбу?

– Да, верно. Так вот, этот чудак, которого ни один из его знакомых не отважился бы назвать умным че­ловеком, работает киоскером и попутно сочиняет трактат «Об уме и глупости».

– Опять трактат? – удивился Самбулов. – А я уж думал, что они вышли из моды!

– О нет! Мода на трактаты является непреходя­щей, только теперь они, как правило, называются программами, руководствами или курсами. Мания считать себя умнее других и на основании этого браться за перо, чтобы «просветить» менее умных, – неистребима. И особенно ею страдают те несносные глупцы, которые, как тонко заметил герцог Ларошфу­ко, «не совсем лишены ума». Хочешь послушать из­бранные афоризмы из трактата этого киоскера?

– Да, пожалуй, хочу, – не слишком уверенно от­вечал Самбулов, который в этот момент отвлекся на одну юную красотку из квартиры на одиннадцатом этаже. Сбросив ночную сорочку, она нагишом напра­вилась в душ. От такого зрелища бедный студент толь­ко вздохнул, чем вызвал очередную усмешку Асмодея.

– Кстати, эту юную особу не видел обнаженной еще ни один мужчина, – заметил он. – Ибо она, уве­ряю тебя, чрезвычайно целомудренна, не говоря уже о том, что до сих пор является девственницей. Доказа­тельством ее строгих нравов может послужить следую­щий случай. Недавно один голландский фотограф устроил в Москве весьма шокирующую выставку под названием «Вульва», на которой представил, так сказать, безымянные «портреты» соответствующих женских прелестей. Он снимал влагалища актрис, фотомоде­лей, продавщиц, проституток, студенток – короче, представительниц самых различных слоев московско­го общества. И при этом никак не мог найти среди них ни одной девственницы. А такой «портрет» для его выставки был просто необходим.

– Тогда он встретил эту красотку, и она согласи­лась? – не утерпел Самбулов.

– Да, но поставила при этом необычное усло­вие – фотограф может увидеть только «это» и ничего больше. В назначенный час он явился к ней домой и застал там таинственную даму в карнавальной маске и длинном, наглухо застегнутом, платье. Она проводила его в комнату, где находилась черная портьера в кото­рой зияло одно, не слишком большое отверстие...По­мнишь, на заре фотографии было принято делать снимки, просовывая голову в отверстие холста, на ко­тором изображались всевозможные фигуры без лиц на фоне какого-нибудь пейзажа? Идея оправдала себя, и условие было полностью соблюдено. Но бедный фо­тограф от всей этой изощренной таинственности воз­будился до такой степени, что оставил у незнакомки все свои наличные деньги, так и не получив ничего взамен. А ты, между прочим, любуешься ее прелестя­ми совершенно бесплатно.

– Да, чудесная была картина, – вздохнул Самбу­лов, когда с омовением было покончено и девица за­куталась в махровый халат. – Так что ты там говорил о киоскере?

– Я хотел процитировать тебе избранные афориз­мы из его трактата «Об уме и глупости», – терпеливо напомнил Асмодей.

– Ну что ж, валяй, я слушаю.

– «Самая неприличная вещь – это быть кретином!»

– А что, я согласен...

– «Легче всего быть умным наедине с самим собой».

– И это верно.

– «Счастье дураков заключается в том, что они никогда не устают от самих себя, но зато невероятно утомляют окружающих».

– Чистая правда!

– «С развитием средств коммуникации человечес­кая глупость приобретает прямо-таки космические масштабы».

– На примере наших политических деятелей это особенно заметно...

– «Самое неприятное для умного человека – это ощутить пределы своего ума».

– То же самое относится и к потенции...

– «Чем ограниченнее человек, тем проще сделать его счастливым... или несчастным».

– Потому что он более доверчив к любым обеща­ниям.

– «Собственная глупость бывает нам дороже, чем достоинства других людей».

– А собственная мерзость не так отвратительна!

– «В молодости мы проклинаем ветреность жен­щин, в зрелости – клеймим пороки человечества, в старости – возмущаемся глупостью молодежи».

– Прекрасный афоризм! – не удержался Самбулов. – А этот киоскер не так уж глуп!

Хромой Бес лукаво усмехнулся и продолжил:

– «Дураки стараются занять больше места в про­странстве, умные – во времени».

– Значит, среди первых толстых гораздо больше...

– «Дураки повторяют чужие ошибки, умные со­вершают собственные».

– Это тривиально...

– «Для дурака мир ясен и однозначен, для умного человека – переполнен противоречиями и проблема­ми».

– Поэтому первым жить проще, зато вторым – интереснее.

– «Нельзя быть высоконравственным идиотом! Идиотизм – это всегда аморально или внеморально».

– Да это же моя мысль!

– «Если безумие имеет свою систему, то это – злой умысел».

«Глупость берет не числом, а умением. Для того, чтобы создать идиотскую ситуацию, не требуется много дураков, достаточно лишь одного, но дурно воспитанного и бесцеремонного».

«Когда у человеческого разума есть хоть один ав­торитет, кроме него самого, то он обязательно скатит­ся к догматизму».

«Сойти с ума можно лишь тогда, когда отсутствует чувство юмора». И, наконец, последний афоризм:

«Если не набираться мудрости, то старость ока­жется безнадежной».

– Все это просто замечательно! – дослушав до конца, заявил студент. – И я не понимаю твоей иро­нии по поводу этого киоскера.

– Она объясняется очень просто, – отвечал Асмодей. – Все эти мысли он вычитал из продаваемых им газет и теперь хочет выдать за свои.

– Ага, ну тогда ясно. А что это за тип, который усердно молится перед иконой, стоящей на книжной полке? Такое ощущение, что он совершил какой-то страшный грех...

– О, да – утопил котят. Дело в том, что это чело­век очень чувствительный и сентиментальный, можно даже сказать, женственный. Сознавая эту «неполно­ценность», он постоянно хотел почувствовать себя «настоящим мужчиной», сделать что-то грубое и жес­токое. И вот недавно ему представился такой случай – соседка попросила утопить котят, которых родила ее кошка. Он отважно согласился, о чем, как видишь, до сих пор жалеет. Ему пришлось топить их в обыкно­венном ведре, завернув в тряпку и погрузив в воду. И вот эти слабые, отчаянные толчки только что на­родившейся жизни, которые он вынужден был без­жалостно гасить дрожащими от волнения руками, придерживая котят под водой, оказались слишком сильным испытанием для его тонкой психики. А тут еще, как назло, кошка вырвалась из рук хозяйки, под­бежала к нему и заглянула в ведро...

– Ладно, оставим этого чудака, – слегка помор­щившись, произнес Самбулов. – А что это за стран­ный лысый тип, который сидит в комнате, буквально заваленной канцелярскими папками, и что-то увле­ченно строчит на машинке? Это писатель?

– Нет, – усмехнулся Асмодей, – это еще один достойный экземпляр нашей коллекции, которого можно назвать антиподом предыдущего. Если первый сражался с беззащитными котятами, то этот воюет с государственной бюрократической машиной. А его безумие заключается в том, что он делает это по ее же правилам, и при этом еще надеется на успех. По лю­бому поводу – волокита, хамство, необязательность или, напротив, чрезмерное усердие государственных чиновников – он берется за свою машинку и строчит многочисленные жалобы во всевозможные инстан­ции, добиваясь строгого соблюдения»законов и ин­струкций. В подавляющем большинстве этих папок содержатся многочисленные отписки, и лишь в одной из них – голубого цвета – хранится несколько ред­ких побед. Он уже полысел, от него ушла жена, дети откровенно считают его сумасшедшим, но его беско­нечная и, самое главное, бессмысленная борьба про­должается.

– Но что же делать? – огорченно спросил Самбулов, испытывая жалость к этому борцу с бюрокра­тией. – Неужели государственный монстр, способный изуродовать жизнь любому человеку, так непобедим?

– Не знаю, – откровенно признался Хромой Бес. – Во всяком случае, не такими способами. Нель­зя одолеть систему, действуя по ее собственным пра­вилам.

В этот момент внимание обоих собеседников при­влекла следующая сцена: двое дюжих санитаров выво­дили из подъезда старого седого человека, который отчаянно вырывался и что-то мычал.

– А вот это уже пример того, как тихое безумие переходит в буйное помешательство, – не дожидаясь вопросов Самбулова, пояснил Асмодей. – Этот чело­век всю жизнь прожил при советской власти, которая постоянно запугивала его ужасами капитализма. И вот капитализм настал – и что же? Бывшие партий­ные работники создали могучее акционерное общест­во, которое затеяло интересную детскую игру: «вышли рубль по указанному адресу и вскоре получишь де­сять» – причем затеяло ее в масштабах всей страны. Соблазнившись вездесущей рекламой, злополучный пенсионер решил вложить в акции этого общества те денежки, которые отложил на собственные похороны. Но вот вчера в прессе прошло сообщение о том, что это общество понизило стоимость своих акций в сто раз. Теперь его осаждают толпы разъяренных акцио­неров. А бедный старик решил, что это и есть те самые ужасы капитализма, которыми его так долго пугали, и рехнулся.

– А почему он мычит?

– Он не мычит, а пытается произнести три соглас­ных буквы, составляющие название акционерного общества. ...Ну, я думаю, теперь мы уже достаточно насмотрелись на сумасшедших, – после небольшой паузы произнес Хромой Бес, заметив помрачневшее лицо студента. – И чтобы не заканчивать наш «видео­обзор» на печальной ноте, взгляни вон на того фило­лога, который сейчас собирается выходить из дома. Находясь в глубокой задумчивости, вместо собствен­ной шляпы он надевает берет жены. Предмет его раз­мышлений просто замечателен – это цыпочки, кор­точки, мышки и мурашки.

– Не понял...

– Он решил выяснить этимологию этих слов, а за­одно и то, почему на одни постоянно встают, на другие садятся, под третьи берут, а четвертые все пробегают и пробегают и никак не могут остановиться. Впрочем, я вижу, что в данный момент ты здорово проголодался.

– О, да! – охотно согласился Самбулов. – А по­тому давай перенесемся ко мне домой и, пока будем завтракать, я тебе тоже кое-что расскажу.

– Догадываюсь, что это будет связано с очарова­тельной Мариной...

– Ты просто чертовски догадлив, – усмехнулся Самбулов, и оба негодяя в очередной раз взмыли в воздух.

 

Глава 6. РАССКАЗ САМБУЛОВА О ТОМ,
КАК ОН ПОЗНАКОМИЛСЯ С МАРИНОЙ, ИЛИ ЗИМНИЕ СТРАСТИ

– Итак, – начал Самбулов, когда оба приятеля расположились за обеденным столом в его холостяц­кой квартире, закусывая холодной курицей и колба­сой, – я познакомился с ней зимой, в подмосковном пансионате. До конца моего пребывания там оставалось всего два дня, как вдруг однажды, возвращаясь после обеда в свой номер и намереваясь слегка вздремнуть, я увидел девушку. Она стояла в вестибю­ле перед стойкой администратора и заполняла анкету для приезжающих. Пансионат был на две трети пуст – сказалось резкое новогоднее повышение цен, – но теперь моя почти угасшая было надежда на интересное знакомство стала обретать вполне реаль­ные очертания. Новенькая была раздражающе хороша собой – не то, чтобы ослепительно красива, скорее загадочно-пленительна, окутана тем таинственным, обволакивающим дурманом, который уважающий себя мужчина всегда почувствует в настоящей женщи­не. Впрочем, ты и сам ее видел. На ней была красная пуховая куртка с откинутым назад капюшоном. По его меховой опушке небрежно разметались пышные темные волосы. Белые рейтузы, заправленные в рас­шитые узорами красные сапоги с кокетливыми кис­точками на голенищах, плотно облегали длинные стройные ноги. Мгновенно оценивающий, невозму­тимый взгляд, который она бросила в мою сторону, подействовал на меня примерно так же, как запах на­шатыря на падающего в обморок. А взглянула она на меня потому, что я подошел и встал рядом, делая вид, что дожидаюсь, пока освободится дежурная администра­торша, которая объясняла ей, как пройти в столовую.

– ...И поторопитесь, потому что до закрытия оста­лось двадцать минут.

– Спасибо, – девушка взяла со стойки сумку на длинном ремне, закинула ее на плечо и нагнулась за чемоданом.

– Вам помочь? – Конечно, следовало бы просто взять и донести ее чемодан, но я был настолько само­доволен и ленив, что предпочел предварительно за­дать этот достаточно нелепый вопрос.

– Нет, спасибо, – она чему-то улыбнулась и, под­хватив чемодан, пошла к лифту.

Пожав плечами, я отошел к буфету, купил две бу­тылки пива и поднялся в свой номер. Он был трех­местный, но я жил один – мой недавний сосед, официант ресторана «Арбат», уехал три дня назад. Скинув дубленку на свободную постель, я налил себе стакан пива и выпил его, не почувствовав вкуса. Девушка не выходила у меня из головы. Она явно приехала одна! В это верилось с трудом, ибо она была слишком хоро­ша для одиночества... значит, кто-то приедет позд­нее... или нет?

В ленивых раздумьях прошло двадцать минут, и первая бутылка опустела. Еще не решив, что делать, я вскочил и стал собираться. Спускаясь по лестнице на первый этаж, через стекла лестничного пролета я увидел вдалеке ярко-красную фигурку, отчетливо выделяв­шуюся на снежном фоне. Проследив за ней взглядом, убедился, что она явно удалялась от корпуса. Пока я сбежал вниз, вышел через центральный вход и обо­гнул здание, она, видимо, успела уйти далеко. Я заку­рил и не спеша пошел по главной дороге, оглядываясь по сторонам, но моя «Красная Курточка» как сквозь землю провалилась. Я прошел весь путь до последне­го, четвертого, корпуса – а это не меньше трех кило­метров, – вернулся назад и остановился у здания клуба. На первом этаже там находился кинозал с еже­вечерними американскими боевиками, буфет и биб­лиотека. А на втором – очень уютный бар, один из тех, куда почти каждый вечер приезжали из Москвы какие-то мафиозного типа личности. В данный мо­мент здание оккупировала местная подмосковная но­менклатура, о чем возвещали новенькие трехцветные флаги по обе стороны от входа да небольшая стая чер­ных «волг».

С этой позиции легко было увидеть мою незна­комку, откуда бы она ни появилась. Но прошел целый час и стало темнеть, прежде чем я вновь заметил дол­гожданную красную куртку. Пока я подходил к ней, она меня узнала, и, как принято говорить, «лицо ее осветилось улыбкой».

– Вам известно, что надо делать в первый же день приезда? – спросил я.

–Что?

– Обзаводиться как можно большим количеством знакомств, чтобы потом не скучать.

– Именно этим я и занималась... Уже познакоми­лась с двумя очень милыми женщинами.

– Видимо, пенсионного возраста, – предположил я, – поскольку иных милых дам я здесь еще ни разу не видел, а дотягиваю уже десятый день.

– Ну и как?

– Откровенно говоря, скучновато. Иной раз даже пива выпить не с кем. Одиночества мне и в Москве хватает, а на отдыхе хочется с кем-то пообщаться.

– А вы учитесь или работаете?

– Пока учусь...в университете...на переводчика с итальянского. А вы чем занимаетесь?

– О! – она тут же приняла важный вид. – Я – секретарь-референт в одной фирме, но на отдыхе предпочитаю не говорить о работе.

– А что это вы выбрали такое, мягко говоря, странное время – конец января? Кстати, вон там, справа, рядом со зданием столовой, есть очень непло­хой ресторанчик. Не хотите вечерком туда заглянуть?

Она усмехнулась и пожала плечами.

– Посмотрим. – И, отвечая на мой предыдущий вопрос, произнесла довольно неожиданную фразу:

– Мне нужно было срочно уехать из Москвы, так что я буквально в один день собралась и махнула сюда. А вернуться смогу не раньше второго февраля.

– Гм! А что за таинственная необходимость?

– Много будете знать, скоро состаритесь. У вас, кстати, уже усы обледенели.

– А это значит, что сейчас не меньше пятнадцати градусов мороза. Между прочим, вон там, на окраине леса, есть конный двор. Не хотите завтра на лошадках покататься?

– Ох, сколько предложений! А что здесь еще есть?

– Сауна, тренажерный зал, видеосалоны, игровые автоматы – все, как обычно. Но мы с вами дошли уже до конца и пора поворачивать обратно.

К этому времени окончательно стемнело, и по всей территории пансионата зажглись фонари. Началась легкая метель, моя спутница надела капюшон, а я поднял воротник дубленки.

– А ведь мы с вами так и не познакомились. Меня зовут Кирилл.

– Марина.

– Замечательно. Если вы замерзли, можно зайти в бар в нашем корпусе и дернуть коньячку с кофе.

– Это было бы великолепно.

Ее насмешливо-непринужденная манера общения восхищала меня: повезло же наконец найти то, что искал! Почти бегом мы добрались до бара, я толкнул тяжелую дверь, и мы вошли внутрь. Кроме бармена и трех томных, ярко накрашенных девиц, лениво потя­гивавших шампанское и коньяк, в баре никого не было. Одна из красоток, расплачиваясь с барменом, столь небрежно бросала на стойку новенькие купюры отнюдь не мелкого достоинства, что усомниться в ее профессии мог только отрок.

Мой заказ был намного скромнее – две рюмки коньяка, две чашки кофе и пачка сигарет.

– Обратите внимание на этих девиц, – прогово­рил я, подходя к нашему столику и стараясь не рас­плескать дорогой коньяк.

– Я их и так вижу, – отозвалась Марина. – А в чем дело?

– Держу пари, что безошибочно угадаю сферу их деятельности!

– Не люблю спорить, – холодно сказала она. – Садитесь и дайте сигарету.

Какое-то время мы молча согревались, курили и смотрели телевизор, встроенный в стенку над входом. А потом достаточно неожиданно и, что самое главное, безо всякого напоминания с моей стороны, она вдруг рассказала мне свою историю. Оказывается, у нее есть ревнивый любовник («друг», по ее выражению), кото­рый сходит от нее с ума, но с которым она хочет рас­статься.

– А почему? – лениво полюбопытствовал я.

– Надоели бесконечные разговоры об одном и том же.

– То есть о деньгах?

– Да. Кроме того, он зарабатывает их какими-то темными способами и при этом много проигрывает в карты.

Итак, она решила расстаться с ним, и это привело его в бешенство. Во время последней встречи он увез ее на своей машине за город, высадил ночью в десяти километрах от ближайшей деревни и уехал, посовето­вав «подумать о своем поведении».

– Довольно странный поступок, – глубокомыс­ленно изрек я, в душе радуясь тому, что уже не спосо­бен на такие безумства, да и своей машины у меня нет.

Впрочем, он скоро вернулся и отвез ее домой, но, тем не менее их общие знакомые посоветовали ей скрыться, пока он не уедет в месячную командировку за границу.

– Забавно, – улыбнулся я, когда она закончила.

– Что же тут забавного?

– Не успели удрать от одного, как тут же привя­зался другой. Впрочем, у красивых женщин планида такая.

Улыбнулась и она, но как-то вяло, невесело.

– Пойдемте, мне еще надо разобрать свои вещи.

– А что вы будете делать после ужина?

– Еще не знаю.

– Тогда я к вам зайду. Вы в каком номере остано­вились?

– В 253-м.

– До встречи.

Мы расстались, и я поднялся к себе допивать пиво и приводить в порядок впечатления. Ясность была только в одном – она мне очень и очень нравилась. Впрочем, эта ясность порождала сразу две проблемы. Во-первых, что-то она не договаривала, что-то в ее поведении чувствовалось такое, что заставляло ожи­дать любых сюрпризов. И главное для меня – при этих возможных сюрпризах не остаться в дураках, что было теперь весьма просто, ибо в этом-то и заключа­лась вторая проблема. Денег оставалось не более пятнадцати тысяч рублей, в то время как бутылка шам­панского в баре стоила пять. А девушка она дорогая, это чувствовалось по одежде, косметике и избалован­ности богатыми поклонниками. Ситуация чем-то на­поминала мне сюжет итальянского романа, который я взялся читать ради практики в языке и сейчас открыл, пытаясь скоротать время до ужина. Там рассказыва­лось о юной манекенщице, приехавшей покорять Париж в 1926 году и сумевшей найти сорокалетнего американского миллионера, возмечтавшего на ней жениться.

Впрочем, дальше двух страниц у меня дело не пошло – перед глазами стояла Марина, а не эта чер­това Маргарита Лунелли. 253-й номер находился на втором этаже непосредственно под моим собствен­ным, и мне стоило большого труда не зайти к ней перед ужином. Однако все же сдержался, решив не то­ропить события. Тщательно побрившись и надев све­жую рубашку и галстук, я отправился в столовую.

Я сидел напротив входа, вяло пережевывал очеред­ную котлету и попутно размышлял над тем, что мало у меня осталось не только денег, но и времени тоже – всего один день и два вечера. А в Москве уже будет слишком много конкурентов и слишком мало шансов.

Так и не дождавшись появления Марины, я спус­тился в буфет, увидел, что еще есть пиво, и купил несколько бутылок. Шампанское как решающий ко­зырь я решил оставить на завтра. Держа четыре бутыл­ки в руках, я стал неловко, боком, протискиваться во входную дверь, которая обладала просто феноменаль­ной пружиной, и тут появилась Марина в сопровож­дении двух дам лет сорока пяти. Дамы прошли вперед, а она задержалась на улице, помогая мне выйти.

– Вы пиво любите? – спросил я, роняя одну из бутылок в снег.

–Да.

– Я тут прикупил на всякий случай, а то завтра наверняка уже не будет. Так как насчет вечера?

– Я иду в кино.

– С этими дамами?

– С ними. Что будете делать вы, я не спрашиваю, но догадываюсь, – засмеялась она, глядя, как береж­но я отряхиваю бутылку от снега.

– Да бросьте вы их к дьяволу, со мной же интерес­нее! Уж не настолько вам надоели мужчины, чтобы предпочитать их женщинам!

– Какое самодовольство! – Она не переставала улыбаться. – Увы, не могу, я уже обещала.

– Тогда заходите после, мой номер – 359. Без вас я пить не буду.

– А что будете делать?

– Читать роман «Una ultima speranza»[4].

Мы еще раз улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны. Конечно, я уже был неспособен чи­тать что бы то ни было, тем более этот слащавый жен­ский роман. Вся моя сдержанность пошла прахом, и, когда два часа спустя я услышал стук в дверь, у меня оставалось всего четыре бутылки.

– Добрый вечер.

– Buena sera.[5] Ну и как фильм?

Она пришла уже без куртки, в одном темно-виш­невом свитере и все в тех же рейтузах и сапогах. В одном я готов был поклясться – она обновила косме­тику и теперь была накрашена чуть ярче, чем днем.

– Обычная любовная история, очень сентимен­тальная, с непременным счастливым концом. Мои дамы, как вы их называете, были в восторге.

– Судя по тому, что вы мне сегодня рассказывали, роковых концов вы тоже стараетесь избегать.

– А вы – нет?

Дальнейший разговор пересказывать бесполез­но – легкое заигрывание и тонкие намеки, от кото­рых я все пытался перейти к более решительным темам, а она умело и ловко уворачивалась. Впрочем, это продолжалось всего час: ровно в двенадцать ночи она собралась уходить, отговорившись тем, что устала с дороги. Я проводил ее до лестничной площадки – и коридор, и застекленный переход были совершенно пусты, лишь где-то вдалеке, в каком-то номере буб­нил телевизор.

– Стоп, дальше идти не надо, – произнесла она, поворачиваясь ко мне. И, заметив мой вопроситель­ный взгляд, лукаво добавила: – Если хотите меня по­целовать, то делайте это сейчас...

– Ну до чего умная женщина, – пробормотал я, наклоняясь к ее губам, – все понимает...

Описывать вкус этого сдержанного поцелуя так же бессмысленно, как и мое бессонное состояние после. Где-то внизу еще кто-то колобродил – порой раздава­лись пьяные голоса и хлопанье дверей. К главному входу периодически подъезжали машины. Их громко матерящиеся владельцы переговаривались с обитате­лями первого этажа. Но постепенно все стихло, и я начал засыпать, перебирая в памяти недавний разго­вор. И вдруг мое внимание привлек странный вскрик на фоне тихо звучащей музыки, который раздался в одном из номеров второго этажа. Щель между тумбоч­кой и голой, холодной стеной создавала великолеп­ный резонанс, и мне при всем желании некуда было деться от доносившихся звуков. Сначала я подумал, что это плачет ребенок, но за первым всхлипом после­довала странная пауза. Я невольно напрягся, уже догадываясь, что это означает. Дальнейшие звуки раз­решили все мои сомнения: стонала женщина, стонала в любовном экстазе – страстно и с надрывом, то зати­хая до легких всхлипов, то прорываясь до громкого «а-а-х!». Я почему-то сразу вообразил ее сидящей вер­хом на партнере. Вот она изгибается назад, опираясь руками о его ноги, а вот наклоняется вперед, закры­вая прядями волос свои пылающие щеки и полуза­крытые глаза.

«Черт бы побрал эту местную Эммануэль, – воро­чаясь в постели и поневоле возбуждаясь, думал я. – Хоть бы они там поскорее угомонились!» Одиночест­во, пустой номер, морозная тишина и лунный свет за окном – и – прямо в ухо! – непереносимо сладо­страстные стоны, от которых я вздрагивал и замирал. Не помню уж, когда и уснул, но помню, как непросто это было сделать.

На следующее утро, как мы и договорились нака­нуне, сразу после завтрака я постучал к Марине. Она лишь слегка приоткрыла дверь, чтобы я не мог видеть ее домашнего халата и мокрых волос. «Не выспалась, плохо себя чувствую, до обеда никуда не выйду».

Сглотнув легкую обиду и разочарование, я тем не менее после обеда вновь стучал в ее номер. На этот раз там никого не было, во всяком случае, никто не отозвался. Крайне раздосадованный тем, что пона­прасну уходит последний день, я отправился бродить по территории, проклиная женскую необязательность и собственное легковерие. Я гулял три часа подряд, продрог до костей, но ее так и не встретил. Поужинал в одиночестве и вернулся в номер. Не знаю уж, что побудило меня выйти на балкон в тот момент, когда к центральному входу подъехали белые «жигули», но именно из них вышла Марина в сопровождении высо­кого, здоровенного парня, сильно смахивающего на рэкетира в своей норковой шапке, кожаной куртке и высоких кроссовках.

Все было ясно – и все было гнусно. Ругаясь про себя по-итальянски, я спустился, зайдя в бар, купил бутылку какого-то мерзкого узбекского портвейна и вернулся обратно. Нещадно дымя сигаретами и посте­пенно напиваясь в осточертевшем одиночестве, про­водил я свой последний вечер. Ревность и раздражающие воспоминания о ночных стонах будоражили меня все сильней и сильней. Я уже почти не сомневался, что это была она и что ее спутник на белых «жигулях» – тот, якобы брошенный, любовник. Нет, но какое бес­смысленное коварство! Зачем было заигрывать со мной, обрекая теперь на нелепую ревность?

Часам к одиннадцати я уже окончательно перестал что-либо соображать. С портвейном было покончено, и теперь меня распирала жажда действий. Каких? Я и сам этого не знал. Кое-как одевшись, я запер номер, спустился вниз, и, стараясь не шататься, прошел через пустой вестибюль, сопровождаемый недоумеваюшим взором дежурной администраторши. Мороз был несильный, а снег – упругий и слабо хрустящий. Взглянув на знакомые окна, я обнаружил то, что и ожидал: шторы задернуты, свет горит и, вдобавок ко всему, доносится знакомая музыка.

Видимо, только спьяну приходят такие идеи, но мне вдруг захотелось сесть на лошадь (чего я, кстати, никогда в жизни не делал) и прокатиться под ее окна­ми, производя при этом как можно больше шума. То и дело сходя с дорожки и увязая в сугробах, я отправил­ся на конный двор. Лишь выложив почти все остав­шиеся деньги, я сумел уговорить дежурившую там девчонку. Она с большим сомнением покачала голо­вой, когда я с третьей попытки сумел взгромоздиться на спину смирно стоявшей лошадки. Взяв с меня обе­щание вернуть ее через полчаса, она вывела нас за ог­раду и передала мне поводья.

Очень скоро я понял, что езда на лошади – это со­всем не то, что в автомобиле. Тут надо постоянно по­качиваться, опираясь на стремена и стараясь попасть в такт ее походки. Я чуть не потерял шапку, пытаясь это сделать, когда моя лошадка пустилась легкой рыс­цой. Вид у меня был более, чем комичный, но я нима­ло не волновался: дорога оставалась пустынной, а окна корпусов – темными. Уже жалея о своей затее, я все-таки подъехал ко входу, но мне не пришлось гар­цевать под окнами, потому что как раз в это время Марина со своим спутником стояли у машины и с лю­бопытством следили за моим приближением.

– Привет, Мариша, – запинаясь, проговорил я. – Хочешь, прокачу?

– Привет, – отозвалась она, заливаясь смехом. – Ты чего это такой веселый?

Ответить я не успел, потому что ее спутник, возив­шийся с ключами у дверцы машины, грубо вмешался в наш разговор.

– Это что такое?

– Черт возьми! – воскликнул я, чувствуя себя гу­саром и глядя на него сверху вниз. – Мой юный друг, я все-таки не «что», а «кто». И если тебя это искренне интересует, то обращайся за разъяснениями непо­средственно ко мне.

Однако моя галантная фраза оказалась явно недо­ступной его пониманию, хотя и произвела требуемое действие даже быстрее, чем я думал. Он бросился ко мне.

– А ну, слезай с лошади!

– Подержи поводья, тогда слезу, – я еще пытался шутить, тем более что не очень представлял себе, как слезть с лошади, если она не стоит на месте. Но мой соперник был слишком груб, чтобы воспринимать какие бы то ни было шутки. Он просто схватил меня за полу дубленки и резко потянул вниз. Я вмиг ока­зался в сугробе – и хорошо еще, что там, а не на ука­танной и твердой, как лед, дороге. Пытаясь выбраться, я вдруг получил резкий удар в лицо и опрокинуся на­взничь. Привкус крови, заполнившей рот, привел меня в ярость. Я готов был броситься в драку, но этому помешала вставшая между нами Марина.

– Ты же видишь – он совсем пьян! – возмущен­но крикнула она, загораживая меня собой.

А тут еще на шум выскочила администраторша и пригрозила вызвать милицию, «если не перестанем хулиганничать». Виртуозно и злобно отматерив меня, «рэкетир» вернулся к своей машине, а Марина про­должала стоять.

– Ты напрасно меня ревнуешь, – тихо произне­сла она, прежде чем я раскрыл рот, сплюнув кровь на снег. – Я совсем не та, за кого ты меня принимаешь.

– А кто же ты? – еще не придя в себя, ошалело спросил я.

Слегка замявшись и отведя глаза в сторону, Мари­на постаралась ответить спокойно:

– Я сплю с мужчинами за деньги. И этот – один из моих клиентов, ничего больше.

–А я?

– У тебя есть деньги?

– Сколько?

– Сто тысяч за ночь.

Я помотал головой, подумав, что это моя двухме­сячная стипендия.

– Ну, вот видишь...

– Но у меня есть пятьдесят долларов! – Трудно было шевелить разбитыми губами, но разговор при­нимал такой оборот, что перехватывало дыхание и ужасно хотелось курить.

– Серьезно? Откуда? – она взглянула на меня с удивлением и даже как-то радостно.

– Перевод делал для одного итальянского журна­листа.

Это была чистая правда, и с тех пор я берег эту бу­мажку как талисман, отведя ей самое почетное место в одном из отделений своего портмоне.

– Марина, – крикнул ее спутник из машины. – Бросай этого дол...ба и садись.

– Сейчас, – она быстро повернулась ко мне, и глаза ее блеснули знакомым озорством. – Отведи ло­шадь в конюшню, возвращайся в свой номер и жди меня. Только не спи!

– А ты куда?

– Я скоро.

Она подбежала к машине, села и укатила, оставив меня не просто в растерянности, но чуть ли не в шоке. Никогда в жизни я не был знаком с подобного рода девицами, если не считать самых обычных б...ей. И давно, почти два года, мечтал влюбиться в красивую и умную девушку. И вот теперь оба эти события произо­шли одновременно! Я был потрясен и взбудоражен до такой степени, что больше не рискнул садиться на ло­шадь, а просто взял поводья и быстро повел ее в ко­нюшню.

– Она вас что – сбросила? – изумленно спросила меня девушка, принимая поводья.

– Нет, копытом лягнула, – мрачно пошутил я и почти бегом бросился назад. Не зная еще, верить или не верить этому неожиданному обещанию, я первым делом умылся, закурил и принялся взволнованно про­хаживаться по комнате, периодически выходя на бал­кон. Принесенная с мороза трезвость быстро растаяла, и на меня вновь тяжелой и теплой волной накати­ло блаженное опьянение. Впрочем, одновременно с ним подобралась и усталость. Я напряженно прислу­шивался к тишине за окном, стараясь уловить шум подъезжающей машины или хруст шагов. Но появле­ние Марины оказалось почти внезапным – я услы­шал ее только в коридоре.

Мы сели друг напротив друга и какое-то время молчали. Я пытался скрыть свое волнение за сигарет­ным дымом, а она меня пытливо рассматривала.

– Он тебя не очень сильно ударил?

– А-а... – я тронул рукой рот, – главное – зубы целы.

– Что это на тебя нашло?

– Откуда же я знал, что ты...

– Что - я?

– Ну... – я не мог подобрать подходящего выра­жения, а потому перескочил на другую тему. – Ты же говорила, что сбежала от ревнивого любовника, вот я и подумал, что это он. Так ты все сочинила?

– Нет, почему, – она тоже закурила, откинув во­лосы со лба, – все действительно так и было. Один псих влюбился в меня и требовал, чтобы я бросила встречаться с остальными. Вот и пришлось уехать.

Мы снова помолчали. Я ужасно волновался, и в голову почему-то все время лезла повесть Куприна «Яма», из которой я знал, что проститутки не позво­ляют целовать себя в губы. Поэтому когда дальнейшее молчание стало невозможным, а сигарета была доку­рена, я неуверенно сел с ней рядом и спросил:

– Поцеловать-то тебя хоть можно?

– Можно, – она улыбнулась знакомой улыбкой и повернулась ко мне лицом. Поцелуй был долгим и возбуждающим, но, когда я, не отрывая губ, попытал­ся задрать ее свитер, она отстранилась и встала.

– Извини, но я беру деньги вперед.

– Пожалуйста! – Я достал из кармана пятидеся­тидолларовую бумажку и неловко протянул ей. Мне вдруг показалось, что она возьмет ее и тут же уйдет, но она лишь бегло просмотрела ее на свет и спрятала в карман рейтуз.

– Выключи свет, я разденусь.

Я подошел к двери, щелкнул выключателем и за­стыл, глядя, как в безжизненном свете уличного фонаря медленно движется, раздеваясь, красивая, насмешли­вая и порочная женщина. Стянув свитер и бросив его на противоположную постель, она встряхнула волоса­ми, взглянула на меня и стала снимать сапоги.

– Раздевайся сам, что ты стоишь...

– Да, да, конечно... – но я был так заворожен этим зрелищем, кружившим мне голову, что не мог оторвать от Марины глаз. Стараясь не упустить ни одного ее движения, я буквально впитывал взором, как она, привстав, стянула рейтузы, расстегнула чер­ный кружевной бюстгальтер и стряхнула его с плеч непередаваемо грациозным движением. Дальнейшего я досмотреть не успел, запутавшись в собственных брюках. Когда я подошел к постели, она уже лежала на спине, закинув руки за голову.

– Презервативы у тебя есть?

– Есть.

– Надевай.

Да, такая фигура стоила ста тысяч, равно как и не­брежно-привычные ласки этой остроумной девушки. Однако я был уже так измотан всеми предшествую­щими событиями, что в определенный момент с боль­шим удовольствием почувствовал, как первая волна возбуждения схлынула, оставляя после себя бесконеч­ную усталость.

– Как ты от него избавилась? – спросил я, рас­слабленно лежа рядом с ней, когда настал черед пере­ходить к разговорам.

– А-а... – даже в темноте было видно, как она до­садливо поморщилась, – взяла у него в рот прямо в машине, он это любит.

И я с удивлением обнаружил, что даже неприкры­тый цинизм этой фразы не вызвал у меня почти ника­кой ревности, а лишь смутное, бесконечно тоскливое чувство, которому я все никак не мог подобрать названия. И хотя за оставшуюся ночь со стороны Марины мне и самому был предоставлен весь тот «джен­тльменский набор», которого, по ее словам, от нее требует любой мужчина, – на душе отнюдь не стано­вилось легче. Нам с ней не о чем было больше гово­рить! – вот что меня обескураживало. Временами, словно вспоминая о своих обязанностях, она прини­малась стонать и имитировать бурную страсть. И все же то, что мы делали, называлось не «заниматься лю­бовью», а гораздо более циничным и непристойным словом.

– Как все-таки жаль, – не выдержав, уже под утро вздохнул я, – что мы встретились с тобой при подобных обстоятельствах! Я давно мечтал влюбиться в такую красивую и остроумную женщину, как ты... и вот, что из этого получилось!

В ответ она тоже вздохнула – как мне показалось, вполне искренне – и сказала:

– И мне жаль...

А когда мы уже стали прощаться – мне пора было ехать в Москву, – вдруг сама дала свой телефон и предложила позвонить «просто так, когда захочешь». Лишь через два месяца я решился позвонить ей пер­вый раз; но, как сказали ее родители, она опять где-то «отдыхала». Вчера я позвонил снова – она обрадова­лась, предложила зайти в гости... Свидетелем и участ­ником дальнейших событий ты был сам...

 

Глава 7. О ПРЕСТУПНИКАХ И ПРЕСТУПНОСТИ

Едва Самбулов закончил свой рассказ, как в дверь его квартиры позвонили. Он дернулся было, открыть, но Хромой Бес ловко перехватил его за руку.

– Тсс! – прошептал он. – Не только мы ищем развлечений, но и развлечения ищут нас. Сиди тихо, потому что это звонит квартирный вор, проверяя, дома ли хозяева.

– Какой болван, однако! – усмехнулся студент. – Знал бы он, что у меня нечего красть, кроме пустых пивных бутылок и колбасы..

– Он еще только начинает свою воровскую карье­ру, а потому действует наобум, – пояснил Асмодей. – Не в моих правилах заниматься исправлением людских пороков, но сейчас я с ним просто поздоро­ваюсь, после чего он начнет обходить чужие квартиры стороной...

– А что ты задумал?

– Тсс! Он уже открывает твой жалкий замок и через минуту будет здесь. Встань за штору и наблю­дай.

Действительно, не успел Самбулов спрятаться, как послышался осторожный звук открываемой двери, а затем и крадущиеся шаги. Однако по мере того, как вор убеждался, что в квартире никого нет, его шаги становились все смелей и уверенней. Студент не успел заметить, куда исчез Хромой Бес, но комната была со­вершенно пустой, когда в ней появился щуплый и не­опрятный субъект лет двадцати пяти, маленького роста, с нестриженными сальными волосами и нагло­вато-пронырливым взором. Впрочем, при виде неза­тейливой обстановки и полного отсутствия ценных вещей, не считая одного ковра, большой хрустальной вазы и цветного телевизора, на лице его отразилось разочарование.

– Тьфу, блин, опять не туда попал! – распрямив плечи, вполголоса произнес он и с досадой сплюнул на пол. – Ну что за черт, вечно мне не везет!

– Ты меня звал? – раздался за его спиной на­смешливый голос Хромого Беса, который к тому вре­мени успел разоблачиться и теперь предстал в своем натуральном виде. На Асмодее грозно топорщилась черная шерсть, блестели рога и копыта и игриво под­рагивал хвост. Сейчас он напоминал актера, загрими­рованного для участия в инсценировке гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Хромой Бес с силой хлопнул по плечу щуплого вора своей мохнатой когтистой лапой. Тот резко обернулся, издал отчаян­ный вопль и упал на четвереньки. Стремительно пере­бирая руками и ногами, он с размаху врезался головой в книжный шкаф, отчего задребезжали все его стекла, издал еще один вопль и лишь потом благополучно выскочил в коридор и исчез.

– Неплохо, неплохо, – снисходительно похвалил Самбулов, появляясь из-за шторы, – хотя этот тип выглядел настолько жалким, что не заслужил такого эффектного спектакля.

– Ты заблуждаешься на его счет, – отвечал Хро­мой, вмиг облачаясь в свой знаменитый костюм и пряча рога, копыта и хвост. – Хотя я назвал его начинающим вором, но прохвост он вполне законченный. Достаточно сказать, что не так давно он продал свою малолетнюю родственницу одному пожилому любите­лю нимфеток, а на вырученные деньги неделю развле­кался со шлюхами... Впрочем, этот мерзавец навел меня на мысль продемонстрировать тебе наиболее любопытные образцы человеческих злодеяний, ибо каждое общество интересно своими сумасшедшими, преступниками и самоубийцами.

– И куда же мы теперь отправимся? В тюрьму? – поинтересовался Самбулов, обожавший детективы.

– О нет, – живо отозвался Бес, – нам незачем ле­теть так далеко, тем более что там, как правило, со­держатся самые примитивные типы вроде воров, на­сильников и убийц. Кстати сказать, российское воровство имеет такие глубинные истоки, что его, по­жалуй, можно сравнить только с нравами древней Спарты, где воровство считалось наилучшим доказа­тельством ловкости и проворства.

– Значит, россияне – нация воров?

– Точнее сказать, нация, наиболее снисходитель­ная к ворам. Ну действительно, в русских народных сказках положительные герои получают все и сразу – и вот такое стремление к волшебству и нелюбовь к по­стоянной и методичной работе являются отличитель­ными особенностями российского характера. Даже фольклорные богатыри вместо того, чтобы работать, промышляют разбоем или развлекаются бессмыслен­ными драками – чем не современные рэкетиры? Впрочем, есть и еще одна причина неизбывного рос­сийского воровства – это ненависть к государству как беспощадной злой силе, бесконтрольно распоряжаю­щейся богатейшей в мире страной. Украсть у своего злейшего врага и тем самым хоть чуть-чуть отомстить ему за все унижения – ну чем не доблестный посту­пок?

– Короче, куда мы теперь направляемся? – не­терпеливо поинтересовался Самбулов и получил от Асмодея совершенно неожиданный ответ:

– На балкон.

Заметив изумление студента, Бес пустился в разъ­яснения.

– С балкона твоей квартиры открывается велико­лепный вид на близлежащее отделение милиции, в котором сейчас подобралась довольно любопытная компания. Раскинувшись в креслах и наслаждаясь ароматными сигарами, мы поговорим о некоторых интересных негодяях, многие из которых так и не до­берутся до тюрьмы, хотя вполне этого заслуживают.

– Но у мена на балконе нет ни кресел, ни сигар!

– Я уверен, что ты ошибаешься, – кротко вздох­нул Хромой Бес, и, открыв балконную дверь, Самбу­лов вынужден был признать его правоту. Вскоре над их головами уже вился тонкий ароматный дымок, сду­ваемый иногда легкими порывами ветра.

– Начнем мы, пожалуй, с самого безобидного, хотя и достаточно комического недоразумения, – за­говорил Асмодей, когда студент, вновь обретя спо­собность проникать взором сквозь стены, вдоволь насмотрелся на обитателей камер предварительного заключения. – Этого инженера только что доставили в отделение и сейчас, как ты сам видишь, оформляют на него протокол. Сегодня утром, когда он ехал на рабо­ту в переполненном вагоне метро, произошло следую­щее. На одной из станций поезд вдруг остановился, двери открылись, и машинист принялся долдонить в микрофон: «Посадки нет! Посадки нет!» Когда он произнес это в пятый раз, между плотно спрессован­ными пассажирами, большинство из которых уже и так опаздывали, разгорелась яростная дискуссия: от­носятся эти слова только к тем, кто собирался войти здесь, или ко всем, находящимся в вагонах? Наш ин­женер не выдержал, надавил кнопку переговорного устройства и, наклонившись к микрофону, рявкнул, обращаясь к машинисту:

– Ну ты, мудила, едешь или нет?

Машинист оказался человеком горячим и, не вынеся такого оскорбительного обращения, выскочил из своей кабины и побежал в тот вагон, где находился инженер.

– Это кто со мной сейчас разговаривал? – заорал он, обращаясь к изумленным пассажирам.

– Ну, я... – сказал инженер, выходя на платформу.

– Вот я тебе сейчас покажу мудилу... – и маши­нист с такой яростью напал на него, что тому ничего не оставалось, как защищаться. Вскоре примчалась милиция и разняла дерущихся. Поскольку поезд уже и так задерживал все движение, матерящегося маши­ниста водрузили обратно в кабину. А несчастного инженера повезли в отделение, где сейчас, как ты ви­дишь, уже обыскивают, невзирая на его отчаянные протесты.

– Бедняга, – сочувственно засмеялся Самбулов, – и что ему грозит?

– Статья за злостное хулиганство. А теперь обрати внимание, как уважительно милиция обходится с другим своим клиентом. Его доставили уже после инженера, но, если можно так выразиться, занялись его обслу­живанием вне очереди. Если у инженера просто и грубо обшарили все карманы, то этого вежливо по­просили предъявить все, что там находится. Если к инженеру всякий сержант позволяет себе обращаться на «ты», то к почтенному господину с благородной се­диной на висках обращается на «вы» даже начальник отделения.

– Короче, заинтриговал, – не выдержал Самбулов, делая нетерпеливое движение. – Что это за шишка, и как он здесь оказался?

– Бывший замминистра одного из тех минис­терств, что обеспечивали государству основные ва­лютные поступления, которые шли на удовлетворение нужд правящей номенклатуры и закупку импортного продовольствия. Сейчас это министерство успешно преобразовалось в концерн, и он стал его генераль­ным директором. Теперь уже валюта потекла не столько в бюджет государства, сколько на счета этого концерна, а оттуда – на личные зарубежные счета его главных акционеров. А этот почтенный господин, который так любит появляться на презентациях в обществе моло­дой и красивой жены (она долгое время числилась в его концерне «научным консультантом», имея при этом неполное среднее образование), отстроил себе в Подмосковье роскошный особняк, где завел целый гарем.

– Гарем?

– Именно. К молодым и привлекательным девуш­кам, оставшимся без средств к существованию – или к тем, которым эти средства казались явно недоста­точными, – являлись представители этого набоба и предлагали «поступить на службу», заключавшуюся в известного рода услугах. Жить они должны были в этом особняке, щедрое вознаграждение гарантирова­лось, но главное условие, о котором бедные красави­цы узнавали много позже, состояло в практически полном лишении свободы. Уйти из гарема они могли не по собственному желанию, а лишь тогда, когда на­доедали своему хозяину и тот заводил себе новых наложниц. Одной такой своенравной красотке, по об­разованию, кстати, учительнице русского языка и ли­тературы, смертельно наскучила роль покорной рабыни. Она не стала дожидаться, пока надоест своему госпо­дину – а он посещал гарем не чаще двух раз в неделю, – и попросту сбежала, явившись в ближайшее отделе­ние милиции, поскольку при себе у нее не было ни денег, ни документов. И вот, после долгих колебаний и консультаций «в верхах», отряд ОМОНа оцепил этот особняк, арестовал его владельца и освободил налож­ниц, большинство из которых, надо сказать, не слиш­ком-то этому обрадовались. Впрочем, за его судьбу вряд ли стоит беспокоиться. Я почти уверен, что он выйдет на свободу раньше, чем наш незадачливый инженер. Слишком большие деньги стоят за этим челове­ком. Да и какое обвинение ему можно предъявить? Ведь практически все красотки соглашались на такую жизнь добровольно.

– Да-а-а, – изумленно протянул Самбулов, – слышал я о бомжах, которых продают в рабство на Кавказ, но о гареме в Подмосковье – не доводилось. Но ведь ему нужны были евнухи, или он без них обхо­дился?

– Нет, до евнухов дело не дошло, – усмехнулся Хромой Бес, – а что касается бомжей, то вот тебе еще одна история. Видишь вон того грязного и опустив­шегося старика, который, свернувшись, спит в углу одной из камер? Несколько дней назад его задержали за поджог собственной квартиры.

– Какой же он бомж, если у него была своя квар­тира?

– Да, но он сдавал ее одному преуспевающему бизнесмену, а сам жил на улице, ночуя в подвалах и на чердаках. Каждый месяц он являлся за арендной платой – кстати, более чем приличной, ибо квартира находилась в самом центре города и бизнесмен не скупился, – после чего несколько дней вел «краси­вую» жизнь. Пока хватало денег, он поил своих много­численных приятелей самыми дорогими коньяками и кормил изысканными деликатесами. Всем этим они лакомились во дворах и .скверах, ибо в приличные места их просто не пускали. Как правило, денег хвата­ло примерно на неделю такой жизни – после чего он вновь переходил на хлеб и самый дешевый портвейн, перебиваясь сдачей бутылок, а то и подаянием. С биз­несменом у него была джентльменская договорен­ность: старик является за деньгами один раз в месяц, и больше его не беспокоит. Так продолжалось два года. Но вот недавно пьяный старик, подстрекаемый своими приятелями, горевшими желанием «доба­вить», впервые нарушил соглашение и явился к биз­несмену раньше времени, чтобы выпросить у него денег на самую дешевую выпивку.

– Ну куда тебе еще пить, дядя Миша? – добродушно спросил бизнесмен, когда старик, споткнув­шись, растянулся на пороге. – Ты уже и так на ногах не стоишь!

– Это во мне проснулась тяга к земле, – хрипло промолвил пожилой городской джентльмен, подни­маясь с пола при помощи стены.

– Если так, то езжай в деревню... проезд я тебе оплачу.

– Да что я там не видел! – презрительно махнул рукой дядя Миша. – Никакой культурной жизни и очагов цивилизации... Слышь, Лексеич, ну уважь ста­рика, дай на пару пузырей

– Эх, дядя Миша, почтения к старости требуют обычно, когда нет других заслуг!

– Это у меня-то нет заслуг? – вскипел ветеран войны. – Да я... да я... – он хотел сказать про свои ордена и медали, но, вспомнив, что давно уже их про­дал и пропил, снова вернулся к предыдущей теме. – Ну дай хоть три тыщи, что тебе стоит!

Сумма была для бизнесмена абсолютно ничтожной, однако он прекрасно понимал: стоит ему уступить, и дядя Миша станет являться постоянно. Спокойной жизни придет конец. Поэтому, несмотря на все угово­ры, он выпроводил старика за порог и запер за ним дверь. Через полчаса на кухню – а квартира находи­лась на втором этаже, – разбив стекло, влетела бутылка с бензином. Дядя Миша недаром прошел всю войну в пехоте и даже имел медаль за подбитый немецкий танк – огонь вспыхнул мгновенно. При этом меткий метатель вовсе и не думал скрываться. Стоя во дворе, он злорадными криками приветствовал пожар в соб­ственной квартире. Разумеется, через полчаса он уже был в милиции, которая теперь ломает голову, что с ним делать.

– А что это за громила остановился возле дяди Миши и вытирает о него ботинок?

– Это незадачливый рэкетир, который, сам того не подозревая, помог одному хитроумному мошенни­ку. У того была собственная фирма, дела которой шли откровенно неважно. Проще говоря, он не платил налогов, погряз в долгах и должен был неминуемо разо­риться. Положение было настолько плачевным, что этот горе-бизнесмен всерьез подумывал о том, чтобы тайно изъять из сейфа последние миллионы, предна­значенные на зарплату сотрудникам, после чего объявить о своем банкротстве и распродать немногочисленное имущество. Но тут явилась налоговая инспекция, ус­тавшая ждать налогов, и опечатала злополучный сейф. Теперь, изъяв деньги, бизнесмен был бы вы­нужден удариться в бега, чего ему совсем не хотелось. Дело в том, что он души не чаял в своей новой любов­нице, а та вряд ли согласилась бы последовать за ним в неизвестном направлении. Тяжкие размышления бедолаги прервал приход рэкетира, который был на­столько туп и прямолинеен, что не удосужился пред­варительно навести справки о состоянии дел этой фирмы. Тут бизнесмена осенило – и он с радостью согласился заплатить требуемую дань. Договорившись с рэкетиром о новой встрече, он немедленно позво­нил в милицию и обо всем рассказал. Объяснив, что иных денег, кроме находящихся в сейфе, у него нет, он получил разрешение взломать печать. Затем была устроена классическая засада, в результате которой рэкетир был задержан при получении денег и водво­рен в камеру. Деньги вернулись к владельцу, хотя могли быть изъяты в качестве вещественного доказа­тельства, – он их надежно спрятал, после чего с об­легчением объявил о своем банкротстве. В итоге один из негодяев сидит в камере, а другой – в роскошном номере пятизвездочной гостиницы на берегу Черного моря.

– Ну и поделом хотя бы рэкетиру – у него такая зверская харя! – прокомментировал Самбулов.

– Э, юноша, «L'abito поп fa il monaco»!

– То есть – «одежда не делает монахом»? – пере­вел Самбулов.

– Точнее говоря, «по наружности не судят». Не каждый обладатель «зверской хари» способен на такие зверства, которые совершал вон тот, сидящий в их же камере незаметный человечек с постным и благооб­разным выражением бледного лица.

– А что он делал?

– Поедал детей, предпочитая их нежное и эколо­гически-чистое мясо, поскольку чрезвычайно забо­тился о своем здоровье.

– Проклятье! – борясь с мгновенно накатившей тошнотой, прохрипел студент. – Какая чудовищная гнусность! Для этого типа я готов сделать одно доброе дело: выбить из-под него табурет, если он вдруг решит повеситься.

– Не решит, – твердо покачал головой Хромой Бес. – Более того, будет цепляться за жизнь до пос­леднего. Я не думал, что тебя это так потрясет, иначе не стал бы о нем рассказывать...

– У меня есть младшая сестра, – немного успоко­ившись, сказал студент, – и я на миг представил себе...

Впрочем, давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Почему ты ничего не расскажешь о преступ­лениях, совершенных на любовной почве? Или здесь таких нет?

– Ну как же нет – в соседней камере сидят сразу двое, хотя оба, на мой взгляд, заслуживают снисхож­дения.

– Интересно узнать, какие же преступления за­служивают снисхождения с точки зрения черта, – ус­мехнулся Кирилл.

– Что ж, начнем вон с того грузина, который с самым мрачным видом разглядывает обшарпанную стену камеры. Он находится здесь за изнасилование собственной жены...

– Как? – перебил Самбулов. – И у нас уже, как в Америке, жены подают в суд, защищаясь от сексуаль­ных приставаний мужей?

– Да, хотя тут совсем иной случай. Молодая де­вятнадцатилетняя москвичка решила заработать себе на свадебное путешествие с любимым человеком – ее бывшим одноклассником – с помощью фиктивного брака, который давал право горному джигиту на мос­ковскую прописку...

– «В Москву, в Москву», – иронично пропел сту­дент и ехидно добавил: – Стремились чеховские три сестры и лица кавказской национальности. Ну, и что же дальше?

– А дальше произошел казус. «Высокие договари­вающиеся стороны» настолько увлеклись спорами о величине суммы вознаграждения, что забыли обсудить о праве мужа на обладание своей женой. Для грузина это право было само собой разумеющимся и входило в общую стоимость сделки; а его молодая жена, для ко­торой русский язык – родной, понимала слово «фик­тивный» как полное отсутствие реального, нечто условное. Однако она не учла, что сексуально-жесто­кие кавказцы никаких условностей в этом отношении не признают. В итоге сразу после свадьбы между ними разгорелся страшный скандал, закончившийся для жены дефлорацией, а для мужа – камерой предвари­тельного заключения.

– Я не хочу ему сочувствовать, поскольку, как и всякий русский, ревную наших девушек к кавказ­цам, – холодно произнес Самбулов. – А что натво­рил его сосед по камере?

– Чтобы объяснить мотивы его преступления, придется поведать всю историю с самого начала.

Итак, у одного человека была супруга, на которой он женился еще в студенческие годы, после трех лет ухаживания. Они прожили вместе пять лет, детей у них не было, и он, хотя и не разлюбил жену, стал по­глядывать на других молодых женщин. Вскоре он на­столько увлекся своей коллегой по работе, что всерьез начал подумывать о разводе и новом браке. Но собы­тия приняли неожиданный оборот. Его жена, особа весьма заурядная и с точки зрения внешности, и с точки зрения всех иных качеств, сумела его опере­дить. Однажды, поздно вечером, когда она стояла на остановке, подъехал совершенно пустой автобус. Во­дитель любезно подбросил ее до самого дома и даже не взял денег за проезд. Зато он записал ее рабочий телефон, и они стали встречаться. Еще через месяц женщина забеременела и ушла от мужа.

Что же муж? Его стал одолевать комплекс пушкин­ского Алеко. Проще говоря, он оказался страшным ревнивцем и эгоистом. Одна мысль о том, что ему, дипломированному специалисту, можно изменить «с каким-то шоферюгой», приводила его в неистовую ярость. Он начал преследовать свою жену, регулярно встречая ее после работы с цветами и подарками и уговаривая вернуться. Но женщина твердо стояла на своем. Даже слезы ее собственных родителей, чьей поддержкой сумел заручиться брошенный муж, ни к чему не привели. Через некоторое время она подала на развод. Муж дважды не являлся в суд, и в третий раз, после его очередной неявки, их развели автома­тически. Произошло это в конце зимы.

Узнав о решении суда, муж – теперь уже быв­ший – направился к дому, где жила со своим новым возлюбленным его бывшая жена.

Целый час он ходил по двору, поглядывая на их освещенные окна и не зная, на что решиться. И хотя мороз не превышал десяти градусов, он вскоре замерз и стал дрожать. После одиннадцати вечера, когда улица затихла, он вытащил из дипломата пачку сно­творного и не спеша, заедая снегом, проглотил все двадцать таблеток. Потом закутался в дубленку, по­удобнее сел в сугроб прямо напротив окон и закрыл глаза. Вскоре его охватило приятное чувство долгож­данного покоя. Тревоги отсутствовали, он мысленно попрощался с женой, злорадно представляя себе, как она обнаружит его утром перед своим подъездом. Затем он глубоко вздохнул и погрузился в тяжелый сон.

Через двадцать минут, однако, его обнаружил за­поздалый пенсионер, вышедший погулять с собакой. «Скорая помощь» приехала на удивление быстро, не­задачливого самоубийцу доставили в больницу, сдела­ли промывание желудка и положили под капельницу. Он остался жив и даже ничего себе не отморозил. Более того – этот поступок столь глубоко потряс его бывшую жену, что она неоднократно приходила наве­щать его в больницу и выглядела при этом весьма взволнованной.

В глубине души он продолжал рассчитывать на ее возвращение, однако, выписавшись, узнал, что она все-таки выходит замуж и день свадьбы уже назначен.
И вновь наш «дипломированный специалист» при­нялся терроризировать несчастную женщину и ее будущего мужа, угрожая повторной попыткой само­убийства. Развязка всей этой истории не заставила долго ждать. Однажды он явился к ней домой и, за­став ее одну, стал требовать возобновления интимных отношений.

– Если ты сейчас же не разденешься и не ляжешь со мной в постель, я выброшусь из окна прямо на твоих глазах! – кричал он, открывая балконную дверь.

Измученная женщина не выдержала шантажа и стала покорно раздеваться. Бывший муж не успел снять брюки, как в квартире появился его соперник. Последовала бешеная схватка с матом, визгом и лома­нием мебели, в результате которой бывший муж поне­воле выполнил свое грозное обещание, вылетев из окна седьмого этажа. Снега во дворе уже не было, и его падение оказалось смертельным. Теперь он лежит в морге, бывшая жена находится в психиатрической больнице – ее нервы и разум не выдержали чудовищ­ной сцены. Ну, а ее возлюбленного ты видишь в каме­ре предварительного заключения в ожидании суда.

– Надеюсь, что его оправдают, – заметил по этому поводу Самбулов. – Однако твоя история так меня заинтересовала, что теперь я хочу взглянуть на эту женщину. Не отправиться ли нам в больницу? Меня, кстати, всегда интересовала проблема само­убийств, и я бы охотно посмотрел на людей, которые предпринимают подобные попытки.

– Хорошо, – согласился Хромой Бес. – Я нахо­жусь в твоем полном распоряжении и готов выпол­нять любые твои желания. Вперед!

 

Глава 8. ИСТОРИЯ ОДНОГО САМОУБИЙСТВА

– Хочу тебя сразу предупредить о том, что само­убийства – это тема не только тяжелая, но и доста­точно скучная. Как много есть поводов и целей для того, чтобы жить! И как однообразны причины, из-за которых люди стремятся уйти из жизни. Несчастная любовь, одиночество, поражения и страх перед самой жизнью – вот главные из них, известные любому психиатру.

Оба приятеля уже находились на крыше больницы имени Кащенко и теперь смотрели вниз, во двор, по которому в нелепых серых халатах прогуливались па­циенты – справа женщины, слева, за забором, – мужчины.

– Ну, и где находится героиня предыдущей исто­рии? – поинтересовался Самбулов, щурясь от яркого солнца.

– Сейчас я тебе ее покажу, – ответил Асмодей, – но сначала хочу обратить твое внимание на санитаров. Более страшных представителей человеческой породы ты, пожалуй, не встретишь и в камере смертников. И это тем более удивительно, что они имеют дело с людьми, в обращении с которыми требуются особая чуткость и внимание. Те, кто идет в санитары, лише­ны самых элементарных человеческих чувств и каж­дый из них в душе потенциальный преступник. Да и кто другой сможет издеваться над самыми беззащит­ными людьми, которые даже не понимают того, что над ними вытворяют? Короче, для подобных типов заранее приготовлено место в аду, где они будут так же измываться над самыми закоснелыми грешника­ми, как здесь – над живыми сумасшедшими.

Ну, а теперь посмотри вон на ту женщину в огром­ном выцветшем халате, которая обрывает с дерева листья и слушает, что ей говорит высокая черноволо­сая особа лет сорока.

– Да-а, – скептически хмыкнул Самбулов, хоро­шенько разглядев заурядное и бледное лицо в обрам­лении тонких льняных волос. – И что они оба в ней нашли? Не понимаю...

– А я уже говорил тебе, что героини самых роко­вых историй имеют весьма невзрачную внешность. Любовь, в отличие от разврата, особенно не выбирает... Между прочим, та высокая дама, которая ее утешает, и сама нуждается в утешении, поскольку оказалась здесь после неудачной попытки отравиться. Десять лет назад она развелась с мужем и осталась одна. Сна­чала это ее не особенно беспокоило, поскольку она была самоуверенна и весьма хороша собой. Но время шло, любовники менялись, однако никто не предлагал ей снова выйти замуж. Поняв, что ее время уходит, она запаниковала и стала давать брачные объявления в газетах. На одно из них откликнулся молодой лове­лас, который был лет на десять моложе ее, но зато умел производить впечатление солидного и респекта­бельного человека. Имея за плечами немалый опыт, на этот раз она не торопилась уступать его домога­тельствам, хотя уже успела влюбиться. Он это почув­ствовал и однажды предпринял решающую попытку. Пригласив даму в ресторан, он признался ей в безумной любви и в доказательство этого прочитал написанное им стихотворение. Поскольку оно оказало решающее влияние на весь дальнейший ход событий, я прочитаю его тебе целиком.

 

Она была нежна, чиста,

Мы с ней встречались в полнолунье

По обе стороны моста,

По обе стороны безумья.

В соцветье звездной немоты

Луны венчала нас корона,

Соединяли нас мосты

Под звездным знаком Скорпиона.

Мне этот стройный, нежный плен

Дороже своего призванья.

При ней я становился нем,

Боясь спугнуть очарованье.

Боясь поверить в этот бред,

Признать, что чувствам нет названий,

Я подарил бы ей букет

Своих смятенных ожиданий.

Воспламеняет красота

Восторг любовный вдохновенья

По обе стороны моста,

По обе стороны забвенья.

 

– Но почему Скорпион? – удивилась она, когда прошел первый восторг. – Я же родилась под созвез­дием Рыб!

– Извини, дорогая, но к Рыбам я не смог приду­мать рифму, – покаялся ее поклонник.

Его возлюбленная просто потеряла голову от столь нежной и трепетной любви, которую она уже и не на­деялась встретить. И, хотя предложение выйти замуж пока так и не прозвучало, эту ночь они провели вмес­те. Какое-то время их роман успешно продолжался, но, когда дама стала терять терпение и все более про­зрачно намекать на супружеские узы, этот молодой и бездушный негодяй жестоко над ней посмеялся, за­явив буквально следующее:

– Неужели ты, старая и потрепанная шлюха, при­няла на свой счет то стихотворение, которое тебе так понравилось? Ха-ха! «Она была нежна, чиста...»– да ты на себя в зеркало-то посмотри! А еще считавшей умной женщиной!

После его ухода она была в таком шоке, что разом проглотила все те лекарства, которые нашла в своей домашней аптечке. К счастью, вернулась из школы ее двенадцатилетняя дочь, которая и успела вызвать «скорую»...

– Мне кажется, – перебил в этом месте Самбулов, – что в связи с неудавшимися попытками само­убийства выражение «к счастью» не очень-то уместно. Ведь для этих людей жизнь стала невыносимой. И снова очнуться после блаженного забытья – для них – подлинное несчастье.

– О нет, – проворно возразил Асмодей, – в боль­шинстве случаев ты не прав. Разве нельзя считать счастьем спасение семнадцатилетней девушки, которая пыталась утопиться из-за того, что не сдала экзамены в институт, а ее приятель вдруг перестал ей звонить? Разве не к счастью был спасен весьма одаренный де­сятиклассник, который пытался задохнуться, сунув голову в полиэтиленовый пакет с какой-то дрянью? И все из-за того, что его подруга заняла третье место на конкурсе красоты и собралась замуж за богатого трид­цатилетнего мужчину?

– Ну, это все детские глупости, а я не о них веду речь...

– Хорошо, – кивнул Хромой Бес, – тогда я покажу тебе еще нескольких пациентов. Вон там, на скамей­ке, скрестив руки на груди, сидит азартный предпри­ниматель, который ухитрился проиграть в рулетку весь полученный в банке кредит. Выйдя из казино, он сел в машину, разогнался и врезался в самосвал, сто­явший на обочине. Однако благодаря прочности его «вольво» отделался легким сотрясением мозга и многочисленными ушибами.

Или вон тот, длинноволосый и бледный юноша, который расположился прямо на траве. Это – гита­рист одной, достаточно популярной, рок-группы. На­кануне накурился наркотиков и полез в петлю. Его вытащили свои же приятели, однако им так и не уда­лось добиться вразумительных объяснений, зачем он это сделал. На все вопросы ответ у него был один – «Все осто...ло!»

А тот высокий и усатый мужчина нежно ухаживал и хотел жениться на одной девице, что была на пят­надцать лет его моложе. Однажды ночью в его холос­тяцкой квартире раздался телефонный звонок, и юная возлюбленная объявила, что в данный момент нахо­дится в постели с «одним милым юношей», весело предложив при этом: «Если хочешь, я могу дать тебе с ним поговорить!» Результат трогательной ночной бе­седы – его попытка самоубийства.

– А зачем она это сделала?

– А затем, что хотела избавиться от его ухаживаний.

На женской половине ты можешь увидеть толстую пятидесятилетнюю еврейку, которую поздно вечером стащил с трамвайных рельсов случайный прохожий. При этом она отчаянно сопротивлялась и кричала, что ей незачем жить, поскольку она осталась совсем одна.

Одиночество, кстати, особенно сильно действует на экстравертов – то есть людей, неспособных к длительной рефлексии. Но зато вон тот сорокалетний мужик, который сейчас задумчиво почесывает небри­тый подбородок, вовсе не был одинок, а имел жену и двоих детей. И тем не менее он пытался повеситься в городском парке, но его спасла компания пьяных подростков, не преминув при этом ограбить. Жена у него порядочная стерва, да и дети не блещут таланта­ми, но ведь на том свете не будет и таких, равно как футбола и пива, которые он так любит...

Обрати внимание еще на одного пациента – не­высокого и слегка лысоватого человека в очках, кото­рый сейчас отчаянно ерошит свои редкие волосы. Его история настолько любопытна, что заслуживает от­дельного рассказа. Началась она пятнадцать лет назад, когда Москва встречала Генерального секретаря Мон­гольской народно-революционной партии товарища Цеденбала. Кортеж черных лимузинов, в одном из ко­торых развалился этот, заплывший жиром, «товарищ», двигался по Ленинскому проспекту, и на протяжении всего пути его приветствовали тысячи ликующих мос­квичей, энергично махавших красными монгольскими флажками. На их лицах читалась неподдельная ра­дость от встречи с руководителем одной из братских компартий, поскольку это были студенты, снятые с занятий, и служащие государственных учреждений, отпущенные с работы. Естественно, что в этот чудес­ный майский день они предпочитали валять дурака на залитых весенним солнцем улицах, а не сидеть в пыльных конторах или надоевших аудиториях. Сотни глоток громко и вразнобой вопили:

– Ура дорогому товарищу Цеденбалу! Да здравст­вует монголо-советская дружба!

– Да тише ты, девушек распугаешь, – иронично заметил невысокий студент в синей нейлоновой курт­ке своему приятелю, плотному и курчавому, с нахаль­ными полными губами.

– Каких девушек? Где? – мгновенно отозвался тот.

– Вон там, за столбом, чуть правее от нас. Одна в джинсах и красном свитере, другая в цветных колгот­ках и серой юбке.

– А-а, одна блондинка, другая каштанка?

– Они самые.

– А что, неслабые чувихи, – оживился этот отъяв­ленный ловелас по имени Юрий. – Пойдем, снимем.

– Пошли, – согласился его друг, которого звали Андрей.

Они протолкались поближе, и Юрий с ходу начал разговор:

– Здравствуйте, девушки, вы рады приветствовать приезд товарища Цеденбала?

Девушки удивленно переглянулись и засмеялись.

– Конечно, рады, а вы?

– А у нас от радости даже «в зобу дыханье сперло»! Мы так давно не видели дорогого товарища Цеденба­ла, что уже начали скучать. Меня, кстати, зовут Юрий, а моего приятеля – Андрей.

– Наталья, – представилась эффектная крутобедрая девица с рельефным бюстом и крупными красивыми чертами лица. Она держалась куда более раскрепощенно, чем ее подруга – невысокая, бледная и симпатич­ная девушка с упрямыми глазами, безукоризненной фигурой и пышными каштановыми волосами. Она назвалась Светой.

Пока молодые люди знакомились, черные лимузи­ны уже миновали Октябрьскую площадь и понеслись в сторону Кремля, эскортируемые мотоциклистами в белых шлемах и белых портупеях.

– А вы сами откуда? – поинтересовался все тот же Юрий.

– Первый медицинский, фармацевты.

– Прекрасно, а мы из университета. Я – юрист, а Андрюха экономист. А не отметить ли, кстати, нам это радостное событие? Я имею в виду не встречу то­варища Цеденбала, а наше знакомство, разумеется...

– А что вы предлагаете?

– Парк Горького, замечательный пивной бар «Пльзень», в народе любовно именуемый плесенью. Я надеюсь, вы пиво с креветками любите?

– В общем, да, – отозвалась Наталья и поверну­лась к подруге. – Светик, ты как?

– Я тоже не против, – негромко сказала та, отво­дя глаза от слишком пристального взгляда Андрея.

– Ну вот и отлично! – обрадованно выдохнул Юрий, после чего все четверо обошли здание гости­ницы «Варшава» и дружно потопали вниз, к парку. Девушки, взявшись под руки, шли посередине, а оба приятеля – по краям. Причем Юрий, само собой, оказался со стороны Натальи, а Андрей – Светы. Но если первая пара вела себя непринужденно и болтала без умолку, то вторая лишь изредка поддакивала первой.

В те времена пивной бар «Пльзень», находивший­ся на территории парка Горького, неподалеку от набе­режной Москвы-реки, представлял собой огромный сарай из металлоконструкций, заставленный длинны­ми рядами столиков. Здесь стояла и дула пиво самая разнообразная публика. В глубине зала находился прилавок, где можно было получить дымящихся кре­веток: их вываливали черпаком из огромных чанов прямо на тарелки. А сбоку от прилавка были пристро­ены автоматы с двадцатикопеечным пивом.

Сияло солнце, распускалась молодая зелень, дул свежий весенний ветерок, и никакие «товарищи» в черных лимузинах не могли омрачить скромных ра­достей беззаботной студенческой молодости. Разбав­ленное пиво легко подействовало на голодные желудки, и вскоре все четверо чувствовали себя весело и непри­нужденно. Когда девушки пошли в туалет, Юрий под­мигнул Андрею.

– У тебя квартира свободна?

– Какое там, – огорченно скривился тот. – Род­ственников полно...

– Вот черт, что же делать...Надо же их куда-то везти!

– А согласятся?

– Уговорим, не проблема. Но где найти хату? По­дожди, а давай позвоним Сереге! У него наверняка сейчас никого нет.

Сергей был их общим школьным приятелем, с ко­торым они когда-то жили в одном дворе. Он действи­тельно оказался дома один и, хотя не слишком охотно, но согласился принять гостей. Они приехали в компании четырех бутылок портвейна, куска колбасы и двух пакетов жареной картошки – на большее уже не хватило денег. Началась веселая попойка, а затем и трепетные танцы в обнимку. Сергей, у которого не было пары (а ему очень понравилась Света), сидел мрачный и постоянно прикладывался к портвейну. Кончилось это тем, что он в буквальном смысле слова свалился под стол, и его положили на кухне, разобрав раскладушку. Обе же любовные пары уединились в комнатах: Юрий с Натальей – в большой, Андрей со Светой – в маленькой. Что у них там происходило, догадаться несложно, во всяком случае Сергей, про­снувшись на следующее утро, ревновал и завидовал так сильно, что напился снова – и на этот раз в оди­ночестве.

Через полгода Юрий, который был евреем, эмигровал с родителями в Америку; а Андрей, узнав, что Света забеременела, испугался и перестал звонить.

Прошло пятнадцать лет. Юрий стал владельцем бензоколонки, женился тоже на эмигрантке и обза­велся двумя детьми. Андрей сначала решил делать комсомольскую карьеру и к началу перестройки был уже первым секретарем райкома комсомола; однако затем резко переключился на бизнес и тоже весьма в этом преуспел. Наверное, оба уже давно забыли о своем юношеском приключении, но зато о нем посто­янно помнил Сергей, который закончил педагогичес­кий институт, стал школьным учителем географии и был по-прежнему одинок.

И вот однажды, когда темой очередного урока ока­залась Монголия, он вдруг не удержался и рассказал своим семиклассникам всю эту давнюю историю, имевшую непосредственное отношение к товарищу Цеденбалу. Причем рассказал ее от первого лица, вы­ставив себя записным ловеласом.

По иронии судьбы одной из его учениц оказалась дочь Светы и Андрея, о чем он, разумеется, даже не догадывался. Девочка, придя домой, пересказала все матери, которая с тех пор так и не вышла замуж. Услышав рассказ дочери, Светлана ужасно разволновалась, подумав, что все эти подробности могли знать только Андрей или Юрий – Сергея она уже давно забыла. На следующий день она не выдержала и пошла в школу вместе с дочерью, принарядившись как на свидание

со своей молодостью.

– Попроси вашего учителя выйти в коридор, – сказала она дочери, когда они зашли в здание. – А я постою вот здесь, у окна.

Когда Сергей появился в дверях, Светлана его не узнала и почувствовала страшное разочарование Зато он узнал ее сразу и ужасно растерялся.

– Добрый день, – произнес он, подходя к Светла­не и безумно волнуясь. – Это вы – мать Ирины Смирновой?

–Да-

– О чем вы хотели со мной поговорить? – спро­сил он дрожащим голосом. Она чувствовала его вол­нение, но совершенно не понимала причин. «Навер­ное, все это какое-то странное совпадение, – подумала она про себя, – а я, дура, на что-то еще на­деялась!»

– Как она у вас учится? – спросила она, лишь бы

не молчать.

– Прекрасно, – ответил Сергей. – Одни пятерки,

и я ею очень доволен.

– Ну и хорошо.

После этого оба замолчали, и тут зазвенел звонок

на урок.

– Вам пора идти, – облегченно вздохнула Светла­на. – До свидания.

– Подождите, – вдруг попросил ее Сергей, не об­ращая внимания на здоровавшихся со всех сторон учеников и неотрывно глядя на Светлану, которая и в свои тридцать с небольшим была еще очень хороша собой. – Я знаю, почему вы пришли. Вас зовут Светлана и когда-то вы учились на фармацевта...

– Да, это так, но я вас не знаю!

– Я был хозяином той квартиры, куда вы приеха­ли вчетвером – Юрий, Андрей, ваша подруга и вы.

Теперь настал черед разволноваться Светлане.

– А, так вот в чем дело... И вы знаете, что стало с вашим приятелем?

– Вы имеете в виду Андрея?

Она кивнула и достала из сумочки носовой пла­ток, словно готовясь расплакаться. Он заметил это и неуверенно произнес.

– С ним произошло несчастье... он погиб.

–Как?

– Его машину заминировали, он сел, включил за­жигание и...

– Какой ужас! И давно это было?

– В прошлом году.

Светлана отвернулась к окну и несколько минут приходила в себя. Затем у нее возник вопрос, и она порывисто повернулась к Сергею.

– Ну а зачем вы все это рассказывали своим уче­никам, да еще от первого лица?

Он смутился так, что даже покраснел и закашлял­ся. Что он мог ей на это ответить? Что робость – это ядовитейший из ядов, парализующий тягу к наслаж­дениям? Что застенчивость – симптом дурного вкуса к жизни? Что мнительность – это идиотская оценка простейших ситуаций? И что, наконец, всеми этими качествами он был наделен в полной мере с самого раннего детства?!

Он воспламенялся от одного вида женщин, его тя­нуло к женщинам, всю жизнь он пожирал их пламен­ными взорами, но проклятая закомплексованность, усугубляемая близорукостью, не оставляла ему ника­ких шансов на успех. И только в своих мечтах или рассказах он пытался предстать перед другими в обли­ке самоуверенного обольстителя, приписывая себе чужие грехи и чужие подвиги, чтоб только не выгля­деть таким безотрадным и одиноким, каким был в жизни. Как он мог объяснить все это женщине, кото­рая ему очень нравилась и о которой он помнил целых пятнадцать лет. И вот сейчас, при их второй встрече, она гневно смотрит на него своими темными глазами и ждет ответа...

– Так что же вы молчите?

– Я не знаю... – смущенно пролепетал он, – может быть... вы могли бы... мы могли бы...

– Что, что могли бы? Что вы там мычите?

– Я говорю, что мы могли бы встретиться где-ни­будь в другом месте, и я бы вам все рассказал...

– Нет уж, благодарю покорно! Могу себе предста­вить, что бы вы насочиняли о нашей встрече, опозо­рив меня перед дочерью. Мне и так все ясно. Идите на урок, вас ждут ученики. И не забивайте им головы ду­рацкими баснями о своих мнимых гусарских похож­дениях!

– Но... постойте.

– Что еще?

– Давайте встретимся еще раз, вы мне очень нра­витесь...

И тут она, обернувшись на ходу, одарила его уни­чижительным взглядом:

– А, идите вы... к товарищу Цеденбалу!

Она ушла, а он в глубоком трансе отправился на урок. Однако не прошло и пяти минут, как вновь ли­хорадочно выбежал из класса и помчался домой. Не раздеваясь, он залез в ванну и перерезал себе вены бритвой. Его спасли собственные ученики, которые, заметив странное поведение учителя, сообщили обо всем директрисе. Эта решительная дама немедленно послала к нему домой учителя физкультуры, чтобы выяснить, в чем дело. Ее посланец, почувствовав не­ладное, вызвал милицию и взломал дверь...

– Да, чертовски любопытная история, – покачал головой Самбулов, – и мне, ей-богу, жаль беднягу.

– Ну и что ты теперь скажешь? – спросил Асмодей. – Кого изо всех перечисленных персонажей не стоило возвращать к жизни?

– Не знаю...Впрочем, подожди. Здесь же находят­ся только те, чья попытка не удалась. А может быть, среди тех, кто все же сумел себя прикончить, как раз и есть такие?

– В таком случае, нам придется перенестись в царство мертвых и там продолжить наш разговор, –

суровым тоном произнес Хромой Бес, и студент поне­воле вздрогнул.

– Как это – в царство мертвых? На тот свет, что ли?

– О нет, всего-навсего на кладбище. Ведь и по­койники хранят множество любопытных историй, в том числе и истории своих самоубийств. Ну что, не боишься?

– А как можно бояться того света, когда нахо­дишься рядом с его представителем? – усмехнулся Самбулов, и они, покинув крышу психиатрической больницы, полетели на восток от Москвы.

 

Глава 9. ЦАРСТВО МЕРТВЫХ

– Н-да, скорее это даже не царство, а какая-то свалка для закапывания человеческих отходов, – уг­рюмо заметил студент, когда они приземлились на Домодедовском кладбище. Это было огромное, пустое и унылое пространство, огороженное бетонным забо­ром от окружающего леса. Сюда непрерывно, как на конвейере, привозили и торопливо хоронили покой­ников. При этом родственники вынуждены были тол­питься вокруг тележек с гробами, дожидаясь, пока подойдет их очередь, и будет готова новая могила. Скоро заканчивался традиционный ритуал погребе­ния с бросанием в открытую могилу горстей земли и медных монет – и вот уже водружен очередной стан­дартный крест с металлической дощечкой.

– Да, не слишком приятное зрелище, – согласил­ся Хромой Бес. – Похоже, что тезис о равенстве перед смертью нашел здесь свое зримое воплощение. Всех хоронят одинаково быстро и одинаково равно­душно. Но, кстати, чтобы не привлекать внимания, я сделал нас с тобой невидимыми, поэтому можешь чувствовать себя свободно.

– А эти здоровенные гробокопатели действитель­но такие остроумные философы, какими их показал нам Шекспир? – поинтересовался Самбулов, наблюдая за спорой слаженной работой трех дюжих молодцов.

– Пожалуй, нет, – задумчиво отвечал Асмодей, –хотя у двоих имеется философское образование. Ско­рее это циничные и веселые пьяницы, что, впрочем, вполне объяснимо. Работая в таком месте, нельзя обойтись без алкоголя и чувства юмора как противо­весов постоянному и мрачному давлению на психику. Давай прогуляемся по кладбищу, и я продолжу свой рассказ о самоубийцах. Начнем вон с той могилы, где лежит пациент психоневрологического диспансера, покончивший с жизнью достаточно необычным спо­собом – он закинул металлический трос на провода высокого напряжения. Рядом с ним покоится старуха, отравившаяся газом в пустой квартире после того, как сын и невестка оставили ее на неделю одну. По дру­гую сторону дорожки находится могила бомжа, пере­резавшего себе вены на задворках Курского вокзала. Его тело долго не могло найти своего последнего ус­покоения, поскольку лежало на границе двух округов, и представители отделений милиции целую неделю по очереди перетаскивали его на территорию соседей, пока оно наконец не начало разлагаться. Еще в двад­цати метрах отсюда – могила старой шлюхи, которая выбросилась с балкона...

– Ух, что-то тяжело, – покачал головой студент, – сплошная чернуха. А где же романтические любовные истории?

– Пожалуйста, – охотно откликнулся Асмодей. – Вон там, слева, ты можешь увидеть могилу одного во­семнадцатилетнего юноши, на которой есть его фото­портрет.

– Это такой белобрысый, с простоватым взглядом?

– Да, именно он. Этот юнец покончил жизнь от несчастной любви, бросившись под пригородную электричку на глазах у изумленных приятелей. Но самое интересное в другом. Та, что отвергла его, с тех пор каждый год навещает его могилу, причем каждый раз в обществе нового любовника.

– Зачем?

– Формальный предлог – чтобы возложить цветы. Но в глубине души ей ужасно льстит эта смерть, и она каждый раз притворно вздыхает и говорит своему очередному кавалеру: «Вот видишь, какую любовь я внушала, когда была моложе».

– Ну, черт возьми! – возмутился Самбулов. – Я почти уверен, что, останься в живых этот бедолага, она бы о нем даже не вспоминала. Покойники хоро­ши тем, что никогда не надоедают, и поэтому о них можно вспоминать с теплым чувством.

– Конечно, – согласился Хромой Бес. – Проще говоря, они безобидны. Но вот и еще одно юное со­здание, только на этот раз женского пола. Это была на редкость гордая и самолюбивая девушка, которая счи­тала себя достойной выйти замуж за принца, а потому упорно отказывала влюбленному в нее молодому че­ловеку. Он был достаточно беден и не мог предложить ей ни свадебного путешествия в Париж, ни обеспе­ченной жизни в будущем. В итоге, его безуспешные ухаживания продолжались целых три года. Вообще, должен заметить, что мужчины, неспособные вну­шить нежные чувства женщинам, вынуждены либо сами влюбляться, либо, на худой конец, имитировать бурные чувства, чтобы хоть как-то поддерживать важ­ное для них знакомство, если уж не хватает сил его прервать. И, надо сказать, это весьма жалкая участь...

– А как же настойчивость? – заметил Самбулов и не удержался от того, чтобы не блеснуть итальянской пословицей. – Как же «chi cerca trova»[6]?

– Здесь уже все зависит от женщины – ее упрям­ства, решительности или, как в данном случае, – жад­ности. Та юная красотка, о которой я тебе рассказываю, продолжала оставаться девственно-неприступной, хотя из-за отсутствия долгожданного принца начинала все чаще впадать в меланхолию. И вот однажды ее по­клоннику повезло, и он выиграл в лотерею целую ты­сячу долларов.

«Я безумно тебя люблю, – сказал он своей воз­любленной. – Но просто не представляю, как сдви­нуть наши отношения с мертвой точки. Предлагаю тысячу долларов за один только час, в течение которо­го ты не будешь говорить "нет"».

– И она согласилась? – изумился Самбулов.

– Да, хотя не сразу, а лишь после того, как одна из ее подруг вернулась из туристической поездки во Францию, переполненная разнообразными впечатле­ниями и восторгами от «этих бесподобных парижских мужчин!». Уступив свою девственность за вышена­званную сумму, наша гордячка тоже прокатилась в Париж и осталась этой поездкой весьма довольна. Но, как говорится, аппетит приходит во время еды. По­скольку ее возлюбленный больше не мог предложить ей подобных сумм, к тому же разочаровавшись в ее неожиданной продажности, заметно к ней охладел и вскоре женился на другой, она вдруг отважилась на неожиданный поступок – дала объявление в газету о том, что ищет «спонсора». На него откликнулся некий внешне респектабельный джентльмен, который, впрочем, оказался откровенным негодяем. Однажды, когда она приехала к нему на дачу, там оказалось еще трое его друзей. Обо всем дальнейшем догадаться не­сложно. Через неделю бедная девушка отравилась ацетоном. Как выяснилось уже во время вскрытия, она была не только беременна, но и заражена сифили­сом. Родители нашли в ее комнате две тысячи долла­ров и на эти деньги поставили ей памятник в виде плачущего ангела, – вон он, во втором ряду справа.

– Да, жаль девчонку, хотя она и была порядочной стервой, – задумчиво отозвался Самбулов. – А это что за чугунная ряха? – спросил он и показал на мо­гилу, над которой возвышался бронзовый бюст.

– Там лежит сталинский генерал, который застре­лился после провала октябрьского путча девяносто третьего года. В предсмертной записке он сетовал на тяжелые времена и свою старость, не позволяющую ему дождаться третьего переворота.

– Ну, о его смерти я жалеть не стану! Когда разная сволочь жалуется на тяжелые времена, порядочным людям живется не в пример легче. Но неподалеку я вижу другое надгробие...

– О, это еще одна печальная история. Здесь похо­ронен высокопоставленный чиновник Министерства внутренних дел. Вернувшись вместе с юной любовни­цей из Италии, он узнал, что его десятилетнюю дочь изнасиловали и убили два молодых подонка. Одного из них удалось поймать, и тогда обезумевший отец вошел к нему в камеру и хладнокровно застрелил его, после чего тут же пустил и себе пулю в лоб. Как ви­дишь, он похоронен рядом со своей дочерью... Давай пройдем немного подальше, и я смогу показать тебе могилу того Андрея из предыдущей истории, который был взорван вместе с собственным автомобилем.

– Ага, значит от самоубийств мы переходим к

убийствам?

– Да, хотя это и не очень интересная тема. Слиш­ком много людей в России умирают или от пьянства и связанных с ним бытовых преступлений, или по соб­ственной глупости. Вот здесь, например, покоится молодой рабочий автомобильного завода. Поспорив на ящик пива, решил переплыть Москву-реку в октяб­ре месяце. Разумеется, у него свело ногу, и он утонул. Другой рабочий пытался отпилить голову у памятника Ленину, стоявшего неподалеку от проходной, но сва­лился с постамента и размозжил себе череп. А вот под этой мраморной стелой похоронены двое боевиков мытищинской группировки, которые были убиты во время очередной разборки в одном из дворов в центре Москвы. Коллеги по банде соорудили на месте их ги­бели такой же мраморный обелиск, который ты ви­дишь над могилой, а городские власти узнали об этом только из газет.

– А что означает эта душещипательная сцена? Молодой человек примерно моих лет рыдает на моги­ле какой-то девушки... – и Самбулов кивнул в сторо­ну того, о ком говорил.

– О, эту историю стоит рассказать поподроб­нее, – заметно оживился Асмодей, которому, по-ви­димому, уже надоело прогуливаться между бесконеч­ными рядами могил. – Его зовут Алексей. Он студент технологического института, а по ночам подрабатывал в морге. Дежурил он вдвоем с напарником, сту­дентом-медиком по имени Сергей. Тот ездил за све­жими трупами, а Алексей только открывал и закрывал ворота, да отвечал за общую охрану территории. Морг был маленьким, точнее, это был даже не морг, а холо­дильная камера при Институте судебно-медицинской экспертизы.

В тот день студенты заступили на дежурство в во­семь часов вечера, и оно началось для них весьма удачно. Уже через полчаса привезли солдата из стро­ительной части, которого насмерть придавило бетон­ной плитой всего за два месяца до окончания службы. Предстояло запаять тело в цинковый гроб и отправить на родину, в Пензу. После того как усилиями обоих студентов и двух солдат из той же части, что и погиб­ший, гроб был занесен в машину, офицер щедро рас­платился с ребятами, и один из них тут же побежал за водкой, чтобы обеспечить и себя, и напарника на все ночное дежурство.

Устроившись в комнате отдыха, рядом с телефо­ном, они едва успели распить первую бутылку, когда поступил очередной вызов.

– Ну вот, – сказал Сергей, зарегистрировав этот звонок в специальном журнале, – сейчас придется ехать за совсем молодой девчонкой, всего девятнадца­ти лет. Ее пытались изнасиловать, а у нее было слабое сердце.

«Интересно!» – подумал Алексей. Ему действи­тельно такое было в новинку. До сих пор он видел только трупы стариков и старух, которые привозили из ближайшей больницы. Вскоре пришла машина и Сергей уехал. Алексей еще выпил, побродил по ком­нате, потом от нечего делать заглянул в регистрационный журнал. И – остолбенел. Дыхание перехватило, перед глазами все поплыло. В журнале регистрации покой­ников он увидел фамилию девушки, которую любил целый год, в глубине души надеясь рано или поздно уговорить ее выйти за него замуж!

Можешь представить, что он почувствовал, когда понял, что она мертва и вскоре он увидит ее труп! Впрочем, диапазон ее ощущений был чрезвычайно широк. Так, в какой-то момент он вдруг испытал странное, неожиданное облегчение. Он был так долго и безнадежно влюблен, все его ухаживания оказыва­лись тщетными – и вдруг объекта его любви не стало и ему не из-за чего больше мучиться! Пока девушка жила, Алексей не мог отказаться от своей горькой любви, – но пришла смерть и, как ему показалось, разрубила этот мучительный узел, освободив его от любовного наваждения.

Через полчаса у ворот просигналила машина, и Алексей, еле передвигая ноги, пошел открывать. Сто­яла безветренная летняя ночь, и в глухом тупике, где находился морг, было так тихо, как бывает только в деревне, когда не слышно даже собачьего лая. Сергей подкатил носилки, но Алексей, заплетающимся язы­ком объяснив ему ситуацию, не стал помогать – его всего трясло от нервного напряжения. Закрыв глаза и обхватив голову руками, он тщетно пытался успоко­иться.

Когда машина уехала, он направился через двор к

зданию морга. Сейчас он увидит ее...

Сергей, закуривая, вышел к нему навстречу.

– Да... симпатичная малышка. Я ее пока не зака­тывал в камеру, оставил в операционной. Иди, по­смотри.

Алексей кивнул и, как в бреду, открыл дверь.

Ее глаза оставались полуоткрытыми, а на лице за­стыло такое удивленно-обиженное детское выражение, что он заплакал, едва взглянув. Кисти ее маленьких изящных рук были трогательно прижаты к полуразо­рванному зеленому свитеру; синие джинсы расстегну­ты и запачканы землей и травой. Левая нога была обута, а рядом с правой лежала черная туфля со сло­манным каблуком и полуоторванным бантиком.

Он беззвучно плакал, осторожно поглаживая ее пушистые волосы, когда рядом появился напарник.

– Хватит переживать, – сказал он, – пойдем лучше, помянем твою красавицу. Как мне рассказал шофер, на нее напали двое, когда она возвращалась домой. Они затащили ее в овраг рядом с дорогой, но

тут их заметил милицейский патруль. Одного гада по­вязали, второй успел убежать, но у нее уже был при­ступ. И пока менты разбирались – а они думали, что она пьяна – да пока везли в «скорую»...

– Уйди, – скрипнул зубами Алексей.

– А ты что – всю ночь здесь собираешься сидеть?

– Не твое дело.

– Ну и черт с тобой.

Сергей ушел, а Алексей остался один, ощущая му­чительный стыд за то чувство облегчения, которое ис­пытал всего полчаса назад. Тогда он думал не о ней, а о себе, о том, что навсегда избавился от любовных страданий. Только сейчас он во всей полноте осознал: цена этого избавления – жизнь милой, изящной, ме­ланхоличной девочки, которую он сам же называл «задумчивым котенком». Больше она уже не засмеется, не переспросит лукаво: «нет, правда?», не оттолкнет, сердито поджав губы... Все его обиды, муки ревности, отчаяние и злость неразделенной любви потеряли всякое значение рядом с убийственным фактом – ее НЕЖИЗНИ.

«Пусть она будет чьей угодно любовницей, выйдет замуж, станет шлюхой, но пусть она оживет!» – глухо молился он, раскачиваясь из стороны в сторону и прижимая к груди ее туфлю со сломанным каблуком. Что такое все его прошлые переживания перед этим маленьким телом, которое лежало здесь, холодное и неподвижное, со склоненной набок головой и не­плотно прикрытыми глазами, как будто грустно на­блюдающими за его тоской. Только теперь он понял, что настоящее горе всегда связано со смертью, – и нет в жизни таких трагедий, которые бы могли с ней сравниться.

Только утром следующего дня Сергей вывел свое­го приятеля из странного оцепенения, в котором тот просидел всю ночь перед телом девушки. Однако это потрясение не прошло для него даром – Алексей решил стать монахом...

Через минуту рядом с ними загремел оркестр, и Асмодею поневоле пришлось замолчать, дожидаясь, пока закончится музыка.

 

Глава 10. О СЧАСТЬЕ И УЛЫБКЕ ФОРТУНЫ

– Вот это да! – изумленно вскричал Самбулов, когда оркестр отыграл похоронный марш и музыкан­ты направились к выходу. – Никогда не думал, что подобное еще возможно. Но почему же он тогда так рыдает, если сумел поверить, что душа его возлюблен­ной оказалась на небесах, где наслаждается вечным блаженством? Какой смысл верить в Бога, если это совсем не утешает?

– А утешение в Боге находят только лицемеры и фанатики, для остальных это лишь отвлечение от мрачных размышлений, – пояснил Асмодей.

– Лицемеры и фанатики?

– О да, и если тебя это интересует, я постараюсь, не сходя с этого места, обосновать свое утверждение.

– Еще бы меня не интересовали богохульные речи из уст черта! Должно быть, это самые богохульные речи, какие только можно услышать...

– Вовсе нет, – усмехнулся Бес, – самые бого­хульные речи ты сможешь услышать от тех, кто не верит даже в черта. Однако начнем с лицемеров. Так я называю людей, которые отказываются признавать несколько парадоксальную, но, в сущности, очевид­ную истину: христианское смирение и человеческая гордость – это одно и то же. Человек не может жить без гордости, поскольку гордость – это самоутверж­дение неповторимой ценности своего «я» перед людь­ми и Богом, временем и вечностью.

Но одни люди гордятся собственными достоин­ствами – подлинными или мнимыми, – а другие, ко­торых я и называю лицемерами, – достоинствами своего небесного Отца, упиваясь при этом своей ни­чтожностью и покорностью. Второе, кстати, намного легче первого, поскольку собственные достоинства надо не просто иметь, но еще и наглядно продемон­стрировать окружающим, в то время как достоинствами небесного Отца можно гордиться безо всяких усилий.

– И именно вторые не могут жить без культов вождей или пророков, – отозвался студент.

– Согласен, но обрати внимание на другое – какая гордость от собственного смирения сквозит в поступках тех людей, кто подставляет правую щеку, когда их ударили по левой! «Я выше тебя, потому что могу смириться перед твоей несправедливостью, могу вытерпеть всю твою мерзость... – вот что они думают в этот момент. –...И выше потому, что лучше испол­няю божественные заповеди, а значит и ближе к трону отца Небесного». Гордость отсутствием гордости – и это не парадокс, потому что гордиться можно чем угодно, но нельзя не гордиться вообще, если только сознаешь себя личностью, пусть даже именуемой «рабом Божьим».

Впрочем, между двумя этими видами гордости су­ществует определенное различие. Христианское сми­рение объединяет, поскольку все равны в своем ничто­жестве перед Всевышним, тогда как человеческая гордость разъединяет, потому что достоинства, как и пороки, у всех разные.

– Это уж точно! – вновь отозвался Самбулов, внимательно слушавший рассуждения Беса. – Одним нравится пастись в стаде, другие пытаются из него выбраться; одним скучно верить, другим страшно не верить.

Асмодей кивнул и продолжил:

– Сходство и отличие человеческой гордости и христианского смирения нагляднее всего можно про­демонстрировать на примере любви – вершине чело­веческого счастья и любой религии.

Каждая религиозная конфессия гордится тем, что именно ее представители наиболее сильно и правиль­но любят и почитают Бога, а все остальные в этом за­блуждаются. Казалось бы, бессмысленно говорить о том, что есть любовь истинная и мнимая, ибо кто су­меет отличить одну от другой? Однако именно в рели­гиозных спорах христианское смирение больше всего напоминает человеческую гордость. Христиане раз­ных конфессий просто ревнуют друг к другу своего возлюбленного Христа, и всякий разговор о смирении кажется им здесь неуместным. Каждый гордится именно своей любовью, заключенной в жесткие рамки конфессиональных догматов. Но ведь соревно­вательность вытекает из гордости – и это неотъемле­мая черта любой человеческой деятельности!

Свободные же люди лишены ревности даже к лю­бимым женщинам, равно как и зависти – чувства унизительного и присущего лишь самым ничтожным душам. Ну действительно, ведь ревновать женщину – значит, не уважать ее право на свободный выбор.

– Здесь я не согласен, – заметил Самбулов. – Мне лично кажется, что ревность проистекает из не­удовлетворенного желания и особенно обостряется при виде того, как подобное желание удовлетворяет кто-то другой.

– Ты берешь только чувственную, животную сто­рону ревности, – отметил Хромой Бес и продол­жал: – Короче, все люди обречены на гордость, хотят они того или не хотят, поскольку это качество являет­ся стержневым для любого «я», которое всегда будет стремиться к самоутверждению. Только люди искрен­ние гордятся своими достоинствами, а лицемеры – достоинствами Всевышнего.

Теперь перейдем к догматикам. Дело в том, что сам Бог как абсолютное первоначало мира, создавшее , даже нас, чертей, в принципе является непознавае­мым и трансцендентным. Однако к подобному началу нельзя испытывать чувство любви, а ведь любовь, как я уже говорил, это основа любой религии. Что же по­лучается? Для того, чтобы верить в Бога и любить его, надо иметь о нем максимально конкретное представ­ление. Вот люди и воображают его в виде Аллаха, Будды, Христа или, допустим, Одина. В этом-то и проявляется догматизм: каждая конфессия верит именно в своего Бога, не допуская принципиальной правоты в учениях иноверцев. Таким образом, имеет­ся существенная разница между верой в Абсолютное Первоначало и верой в ту или иную его интерпрета­цию, даваемую различными церквями. Поэтому можно смело утверждать, что догматики верят не столько в Бога, сколько в собственную церковь, чер­пая в этом необходимое им утешение.

– Ну, меня в первую очередь интересует христианство, – произнес Самбулов, когда Асмодей умолк. – А если говорить конкретно, то именно такой во­прос – почему всем христианским богословам так не­навистно наслаждение?

– А ведь у тебя и самого готов на это ответ, – лу­каво улыбнулся Бес.

– Да, – честно признал студент, – точнее, даже сразу несколько ответов, между которыми я никак не могу выбрать единственно правильный. Ну, первый, самый простой вариант: оно им просто недоступно, да и вообще – аскет всегда ненавидит гедонизм. Этот ответ не слишком убедителен, поскольку многие христиане могут добровольно отказываться от облада­ния тем, что другие люди сочли бы счастьем. Второй вариант: потому, что наслаждение ведет к рабству души и тела. Он уже более правдоподобен, тем более что рабское следование наслаждению отвлекает от рабского следования Богу. Однако вопрос о том, как лучше бороться с наслаждением – отказываясь от него и подвергаясь постоянному искушению или до­биваясь и успокаиваясь, – кажется мне еще очень и очень спорным. Третий вариант: наслаждения играют на руку дьяволу, особенно, когда переходят в излише­ства. Но тогда зачем было давать в руки этому самому дьяволу столь мощное оружие? Да и как можно на­звать жизнь счастливой, если в ней нет наслаждений?

– А ты уверен в том, что счастье – это и есть на­слаждение?

– В общем-то, да, – задумчиво ответил Самбу­лов, – но только с одним условием: получать его важно именно тогда, когда сильнее всего этого хо­чешь. Принцип «meglio tardi che mai»[7] здесь никак не действует. И вообще, счастливым можно назвать того, кто доволен своими воспоминаниями. А ведь самые сильные воспоминания у нас остаются именно от самых желанных наслаждений!

– В таком случае, что ты скажешь о судьбе такого знаменитого охотника за наслаждениями, как Джакомо Казакова, с которым я когда-то был лично зна­ком? Неужели ты согласен с подобным отношением к жизни?

Озадаченный этим вопросом, студент надолго за­думался, а затем произнес:

– Пожалуй, нет. Я читал его замечательные ме­муары, и они поразили меня тем, что он был постоян­но увлекаем мимолетными впечатлениями, стремился любыми путями избавиться от скуки. В его жизни, как мне показалось, и не было иной цели. Более того, описывая свои бесконечные приключения и авантю­ры, он, если не ошибаюсь, ни разу не задался вопро­сом о смысле собственной жизни. Позавидовать такой судьбе легко, пожелать ее себе трудно.

– Прекрасно. Значит ты сам признаешь, что счас­тье – это не одно только наслаждение. Но тогда что же еще?

– Не знаю... но очень хотел бы услышать твой собственный ответ.

– А мой ответ будет таким: счастье – это удовле­творенная гордость! Как иначе объяснить тот факт, что в погоне за счастьем люди признают только один авторитет – Фортуну? Только она может осчастливить одних, не умаляя при этом гордости других. Да и как можно обижаться на то, что абсолютно непредсказуе­мо? Наоборот, все неудачи без малейшего ущерба для собственной гордости можно списать на невезение. Любой неудачник может сойти в могилу, утешаясь тем обстоятельством, что во всем виновата Фортуна, хотя в этом заключается только часть истины.

– А другая ее часть?..

– А другая часть состоит в том, что сами неудач­ники бывают двух видов – или жалкие, или гениальные. Жалкие – потому, что не соответствуют обстоятель­ствам, гениальные – потому, что обстоятельства не соответствуют им. Раз уж мы все еще находимся на кладбище, я хочу показать тебе две могилы. В одной из них лежит талантливый изобретатель, имени кото­рого никто не знает, хотя по сравнению с ним сам Эдисон выглядел бы лишь жалким выдумщиком. Од­нако государству, в котором он жил, его изобретения были не нужны, а в итоге он так и умер непризнан­ным и несчастным. Во второй могиле лежит бездар­ный политик, который, приди он к власти, вполне возможно, облагодетельствовал бы свою страну, если бы у него хватило для этого решительности и силы воли. Но он испугался пойти до конца и закончил свою карьеру не на Новодевичьем, а на Домодедовском кладбище.

– Кстати, – вздохнул Самбулов, – мне здесь уже чертовски надоело. Не отправиться ли нам куда-ни­будь еще?

– Разумеется, – охотно согласился Асмодей, – теперь, когда моя фантазия иссякла, выбирай сам, на что бы ты еще хотел посмотреть. А пока ты придешь к какому-нибудь решению, я хочу рассказать тебе исто­рию молодого человека, возмечтавшего обрести счас­тье, сыграв с Фортуной в придуманную им самим игру. Он долго пытался найти себе девушку, в кото­рую бы смог влюбиться сразу и навсегда, но это ему никак не удавалось. Тогда он решился на такой вариант: выдумал ее идеальный образ, назвал его вымышлен­ным именем и обратился в Мосгорсправку за адресом, совершенно справедливо рассудив, что в восьмиллионном городе должна же найтись хотя бы одна девуш­ка, которая бы соответствовала его данным.

– И что же? – сразу заинтересовался студент.

– Ему действительно выдали адрес, по которому он немедленно отправился. Проживавшая там особа слегка косила на один глаз и хромала в результате травмы, полученной в детстве, еще сильнее, чем я. Тем не менее, выходя из ее подъезда, наш авантюрист столкнулся и сумел познакомиться с девушкой, в ко­торую влюбился с первого взгляда... Ага! – неожидан­но вскричал Асмодей. – Ведь это прекрасная идея!

– Что ты имеешь в виду?

– Во время всей нашей прогулки я долго размыш­лял над тем, что могу для тебя сделать и какую девицу надо найти, чтобы обеспечить твое будущее. И теперь вдруг понял, что лучше всего – это научить тебя самого искать свое счастье.

– Каким образом?

В руках Хромого Беса немедленно появился зна­менитый саквояж, откуда он проворно извлек старинный фолиант. Перед изумленным Самбуловым раскрылся титульный лист, на котором была сделана надпись по-латыни.

– «Искусство обхождения с женщинами», – пере­вел он студенту, на что тот кисло улыбнулся.

– Какого века этот почтенный трактат?

– Пятнадцатого.

– Ну-у-у...

– Но дело совсем не в этом трактате. Сотрудни­ком музея, откуда был похищен этот саквояж, являет­ся отъявленный молодой ловелас. Прочитав трактат, он решил его несколько осовременить и сочинил соб­ственный, который назвал «Секреты уличных зна­комств». Надо сказать, что я ознакомился с его работой и остался ею весьма доволен. Как видишь, тетрадь со своим трактатом он забыл в этом старинном фолиан­те, благодаря чему она и попала к нам в руки... Э-э, да ты, похоже, уже совсем спишь.

Действительно, на студенте явно сказывалась бес­сонная ночь – он беспрестанно зевал и тер слипаю­щиеся глаза.

– Мы немедленно возвращаемся к тебе домой, и, пока ты будешь пребывать в объятиях моего старого собутыльника Морфея, я прочитаю тебе сочинение этого молодого повесы.

– Но я же ничего не запомню! – слабо возразил Самбулов. –А вещица, наверное, и вправду занятная...

– Ты забываешь о моих сверхъестественных спо­собностях, – без всякой обиды отметил Асмодей. – Уверяю тебя, что, проснувшись, ты будешь помнить содержание этой тетради гораздо лучше, чем если бы прочитал ее наяву.

– Тогда все прекрасно, – снова зевнул Самбулов, и вдруг обнаружил, что уже раздет и лежит в собствен­ной постели.

– Ну, а теперь спи и внимай, – таинственно улыбнулся Хромой Бес и приступил к чтению.

 

Глава 11. СЕКРЕТЫ УЛИЧНЫХ ЗНАКОМСТВ

«Если вы красивы, как Ален Делон, обаятельны, как Жерар Филип, и самоуверенны, как Жан-Поль Бельмондо, то вам нет необходимости читать все ос­тальное...» – начал Асмодей.

– Я не то, не другое и не третье, – сонно пробор­мотал Самбулов. – А потому валяй дальше...

«Но если вы не обладаете вышеперечисленными достоинствами трех знаменитых французов и не рас­полагаете зарплатой, позволяющей дарить автомоби­ли, зато уже приобрели и изучили "Кама-сутру", "Дао любви" и "Ветви персика", а теперь горите желанием применить свои теоретические знания в деле – эта книга для вас...»

– Начало забавное, – снова пробормотал студент и на этот раз заснул окончательно.

«Ее автор, основываясь на собственном двенадца­тилетнем опыте московско-петербургских уличных знакомств, решился предложить целый ряд, как ему представляется, небесполезных советов, которые могут способствовать вашим будущим успехам.

Но, прежде чем приступить к непосредственному их изложению, мне думается, было бы правильно ра­зоблачить застарелый предрассудок, который состоит в том, что знакомиться на улицах скверно и опасно. Кажется, что в наше неспокойное время, когда газеты полны стереотипных историй об изнасилованиях и грабежах, начинавшихся именно с уличных знакомств, опровергуть предубеждение против них будет совсем непросто. Однако это впечатление поверхностно, ибо они не более опасны, чем обращение с обыкновен­ным кухонным ножом: разумный человек употребит его с пользой и по прямому назначению, а неразум­ный порежется сам или зарежет соседа. Но глупо ви­нить в этом сам кухонный нож и отказываться от его употребления! Уличные знакомства – это только метод, способ, и они не могут быть опасны сами по себе. Опасными могут оказаться лишь их отдаленные последствия. Но это уже зависит только от вашего благоразумия – кстати, и на эту тему нам есть что по­советовать.

Остается второе предубеждение, имеющее глубокие исторические корни и сидящее чуть ли не в генетичес­кой памяти поколений. Оно утверждает, что знакомить­ся на улицах плохо и безнравственно. Но, собственно говоря, почему? Видимо, это идет из тех далеких вре­мен, когда наши косматые предки похищали девушек другого племени ввиду явной нехватки невест в своем собственном, то есть осмеливались нарушать тради­ции и обычаи и брали им не принадлежащее. Во все времена и у всех народов брак являлся одним из средств проведения определенной политики, а не способом достижения простого человеческого счас­тья. И потому он предопределялся (порой чуть ли не с младенческого возраста) родителями и старейшина­ми, которые исходили из интересов рода, племени, семейства, но ни в коем случае не из чувств и симпа­тий самих молодых. Недаром наиболее универсаль­ным и трогательным сюжетом мировой литературы является сюжет о трагической судьбе двух влюблен­ных, которым мешают соединиться какие-то социаль­ные обстоятельства: неравенство положения, бед­ность, война, долг и т. д.

Большую часть истории человечества интересы рода полностью преобладали над интересами личнос­ти, и малейшие попытки проявить свободу выбора жестоко подавлялись, создавая множество трагедий. Переходя на современный, политизированный язык, можно сказать, что уличные знакомства – это самый демократичный вид знакомств, через который лич­ность выражает себя в самой свободной манере.

Разумеется, глупо было бы отрицать, что всегда есть определенный риск, который присутствует там, где имеется свобода выбора, но он подразумевает лич­ную ответственность за собственный выбор.

Поговорим теперь о преимуществах уличного зна­комства и убедимся в том, что они легко перекрывают все его возможные недостатки. Первое и самое глав­ное из них вытекает из глубокой демократичности этого способа общения людей друг с другом. На улице можно познакомиться с продавщицей и с дочерью ге­нерала, с женщиной, живущей на соседней улице, и с той, которая только что приехала из Владивостока. Для уличных знакомств нет ни профессиональных, ни образовательных, ни возрастных преград. Но мы в своих рекомендациях будем ориентироваться на воз­раст от пятнадцати до тридцати пяти лет и на средний класс общества. Ни при каком другом способе нет таких невероятных возможностей!

Второе преимущество заключается в том, что, при известных психологических навыках, о которых мы будем говорить в дальнейшем, уличное знакомство позволяет за максимально короткое время составить о человеке достаточно ясное представление. Этого ли­шены всевозможные службы знакомств, где каждый раз приходится с трепетом ожидать, насколько при­влекательной окажется внешность у твоего заочно приятного собеседника.

Кто-то заметит, что есть риск не распознать вовре­мя умелого пройдоху, который может выдавать себя за того, кем отнюдь не является. Но этот риск легко ней­трализовать с помощью дальнейших мер предосто­рожности. Ведь уличное знакомство – это только начало новых взаимоотношений, а уж их последующее разви­тие зависит от вашей доверчивости или проницатель­ности.

Один из героев американского фантаста Роберта Шекли – одинокий молодой человек, снедаемый жаждой романтических знакомств, – отправляется на их поиски, руководимый советами микротранзистора, с крошечной видеокамерой, которым его снабдил коммерческий представитель "Службы Романтики". Перед нашим трактатом аналогичная задача: сооб­щить читателям те немногочисленные полезные сове­ты, которые всегда пригодятся в большом городе, когда захочется познакомиться с привлекательной женщиной. Кстати, нам думается, что данный трактат будет небезынтересен и самим женщинам. И не толь­ко потому, что "жертве" всегда полезно знать намерения и повадки "охотника", но и потому, что женщи­ны отсюда тоже смогут извлечь для себя кое-какие по­лезные сведения.

В заключение несколько затянувшегося предисло­вия нам бы хотелось сказать следующее. Уличное зна­комство – это интереснейшая и азартнейшая из всех придуманных человечеством игр. Точнее говоря, – это первая часть той вечной игры, которая называется любовью. Вторую часть можно условно назвать со­блазнением, третью – техникой секса. Однако, если техника секса не меняется на протяжении многих веков – сверху, снизу, сбоку, сзади – да, в сущности, и не может измениться, поскольку определяется ана­томией человека; если приемы соблазнения тоже до­статочно традиционны: клятвы в любви и верности, умелое использование момента и демонстрация себя с наилучшей стороны с помощью общественного поло­жения, денег, внешности или ума, – то уличное зна­комство дает гораздо больше возможностей для раз­нообразия. Хотя и здесь имеются свои достаточно здравые правила, к изложению которых мы теперь и переходим.

 

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ ЗНАКОМСТВА

§ 1. Внешний вид

Начнем с самого очевидного – чтобы успешно по­знакомиться, необходимо понравиться, а чтобы по­нравиться, надо достойно выглядеть. Оставим в покое то, что нам дано природой и что мы не в силах изме­нить – лицо, волосы, рост, и поговорим о том, что вполне в нашей власти, – то есть об одежде. Даже если вы самоуверенно полагаетесь на свое природное обаяние, вам необходимо уделять ей достаточно вни­мания. Казалось бы, чтобы пользоваться успехом у женщин, надо одеваться ярко и модно, стараясь выде­ляться в любой толпе. Однако здесь есть маленькое "но", связанное с различием возрастов и вкусов. Если вы рассчитываете на успех у симпатичных и самодо­вольных девиц от 15 до 18 лет, можете смело повязывать яркие шейные платки, надевать модные куртки и джинсы и щеголять в кроссовках даже в двадцатигра­дусный мороз. Но в таком случае вам и выдавать себя придется за представителя какой-нибудь престижно-денежной профессии – от коммерсанта до рэкетира. Если же вы настроены более серьезно и надеетесь найти не легкое приключение, грозящее СПИДом, а любовь "на долгие года", то необходимо рассчитать все более основательно.

Безусловно, не стоить носить мышиные цвета, чтобы к вашему внешнему виду нельзя было отнести знаменитую фразу из рассказа Зощенко: "Таких по десять штук в каждом трамвае ездют". Но так же без­условно и то, что не обязательно одеваться как пред­седатель коммерческого банка, тем более если вы таковым не являетесь. Во всем нужна золотая середи­на. Очевидно, что вы должны быть одеты со вкусом и достаточно заметно для того, чтобы не затеряться в толпе. Но для этого нет необходимости покупать су­пердорогие и супермодные вещи. Достаточно какой-нибудь изящно-броской детали вроде красного галс­тука под голубую рубашку и светлый костюм или белого шейного платка под черную. Не забудьте и о такой, само собой разумеющейся вещи, что количест­во цветов в вашем гардеробе не должно превышать трех. Помните про носки: их цвет должен гармониро­вать и с ботинками, и с галстуком, не говоря уже о костюме. Вообще о любом человеке можно с уверен­ностью сказать, что он следит за своей внешностью, только взглянув на его носки. Впрочем, это уже дета­ли, которые способна оценить только самая элегант­ная женщина. Но вдруг вам повезет и вы встретите именно такую!

Не огорчайтесь, если ваши возможности не позво­ляют вам одеваться слишком модно и слишком доро­го. Обращают внимание на дороговизну надетого на вас барахла именно те девицы, для знакомства с кото­рыми незачем осваивать наше изящное искусство – достаточно туго набитого бумажника. Заметим по этому поводу, что легче всего знакомиться летом, когда джинсы и рубашки уравнивают все слои общества, в то время как зимой дубленки и меховые шапки снова их разъединяют.

Еще одно, достаточно важное замечание: по тому, как вы в данный момент одеты, выбирайте себе и объект для знакомства. Как говорится – "по Сень­ке–и шапка". Если на вас строгий деловой костюм и галстук, не пытайтесь знакомиться с молоденькими девицами – шансы на успех минимальны, зато велик шанс быть обозванным "дядей". Отбросьте в сторону неподтверждаемый предрассудок, что этот контин­гент охотнее имеет дело с мужчинами намного старше их – таких девиц единицы, а остальные либо глупы, либо стеснительны. Когда вы выглядите солидно, ваш объект – взрослые женщины, чья разница в возрасте с вами составляет не более пяти лет.

И наоборот, когда вы в джинсах, молодежной куртке и рубашке нараспашку, добиться успеха у по­добных дам вам удастся только в случае их давнего развода и застарелого одиночества, в противном слу­чае вы нарветесь на холодно-снисходительный тон и фразу: "Молодой человек, у меня дома муж и ребенок".

Итак, резюмируем главное из того, что касается одежды: одевайтесь согласно своим возможностям, но обязательно элегантно, заметно и со вкусом. И по­мните – когда вы одеты в спортивно-молодежном стиле, легче знакомиться с девицами, одетыми подоб­ным же образом; когда же вы в деловом костюме, зна­комьтесь с дамами в платьях и на высоких каблуках. "Подобное притягивается подобным" – в данном случае действует именно это правило. Не хочу быть бестактным, но все же позволю себе напомнить и о том, что

 

Ногти пусть не торчат, окаймленные черною грязью,

И ни один не гладит волос из полой ноздри.

Пусть из чистого рта не пахнет несвежестью тяжкой

И из подмышек твоих стадный не дышит козел[8].

 

Действительно, зачем же иначе существуют жвач­ки и дезодоранты?

 

§ 2. Самоуверенность

Гораздо более важным фактором, чем одежда, яв­ляется ваша уверенность в самом себе. Максимальная ее степень – когда вы считаете себя достойным соста­вить счастье принцессы Стефани, дочери князя Монако, минимальная – когда стесняетесь и раздумываете, прежде чем заговорить с уличной продавщицей. Чем определяется ваша самоуверенность? Успехом у жен­щин. Чем определяется успех у женщин? Вашей само­уверенностью. И из этого порочного круга не так-то просто вырваться. Поэтому рассмотрим для начала некоторые другие факторы, прежде всего психологи­ческие. Интраверты и меланхолики гораздо менее самоуверенны, чем экстраверты и сангвиники. Так что, если вы относитесь именно к первым, то вам с помощью силы воли придется исправлять то, что за­ложено в вас природой. Но это вполне естественно, ибо человек тем и отличается ото всех других существ, что всегда может выходить за рамки собственного вида или типа – самотрансцендироваться, как гово­рил знаменитый австрийский психиатр В.Франки. Поэтому забудьте о собственной меланхолии, раз уж вы решили знакомиться на улицах, и, вместо того чтобы углубляться в себя, взгляните повнимательнее на окружающих.

О втором факторе самоуверенности мы уже гово­рили – это одежда. Человек, который хорошо выглядит и знает об этом, встречая заинтересованные женские взгляды, чувствует себя гораздо увереннее, особенно, если его одежда удобна и привычна. Но – будьте вни­мательны! Вашу самоуверенность может погубить тот неприятный факт, что рукава вашей рубашки слиш­ком коротки и не выглядывают из рукавов тесновато­го пиджака, или то, что на вашем белом галстуке есть заметное темное пятно, которое вы поленились отсти­рать накануне.

Но самое важное все же не это. Самоуверенность человеку придает успех в жизни, когда он знает, чего хочет добиться, занимается тем, что ему нравится, и получает за это устраивающие его деньги. И это – главный фактор, от которого никуда не деться.

Противоположные самоуверенности качества – застенчивость и мнительность. Первую необходимо преодолевать путем постоянных тренировок, когда вы внезапно оказываетесь в крайне неловкой ситуации. Постепенно у вас просто выработается рефлекс уве­ренности или невозмутимости. Представьте себе, что вы находитесь в малознакомой компании, половину которой составляют прелестные девушки. Вы чувст­вуете себя довольно неуютно. И вот ваш приятель, ко­торому вы только что шепнули на ухо весьма интимное замечание о собственных желаниях в отношении одной из них, вдруг громогласно и со смехом повто­ряет его вслух. Вы бледнеете или краснеете, потеете или холодеете, и при этом ваша симпатия смеется громче всех.

Представьте себе другую ситуацию. Вы впервые в жизни выходите перед большой аудиторией, чтобы прочесть дрожащим от волнения голосом тщательно подготовленную лекцию или стихи собственного со­чинения, и вдруг с ужасом обнаруживаете, что стихи вы забыли, а лекцию потеряли. Сердце бешено коло­тится, и вы прерывающимся голосом лепечете жалкие оправдания.

А разве не то же самое происходит, когда вы впе­рвые пытаетесь познакомиться с одинокой девушкой в фойе театра и, дрожа от робости, трясущимися рука­ми помогаете ей надеть пальто, отчего она никак не может попасть в рукава? Или, умирая от волнения, первый раз в жизни звоните однокласснице, чтобы пригласить ее в кино? Все ваши страхи – это болезнь, которой необходимо переболеть, чтобы выработать иммунитет. Однако этот иммунитет, в отличие от при­родного, нуждается в постоянной поддержке и под­креплении. Зато когда у вас это получится, он будет блокировать чувство неловкости и даст вам ту необхо­димую часть самоуверенности, без которой просто не обойтись.

Тренируйтесь всеми доступными вам способами! Например, покупайте презервативы только в аптеках. Что может быть очаровательнее сцены, когда кассир­ша кричит через весь зал продавщице: "Маша, у тебя презервативы еще остались? Можно выбивать?" А вы стоите рядом и чувствуете на себе насмешливые взгляды окружающих.

Обратитесь, в конце концов, к философии, хотя ее советы весьма тяжело воспринимаются тогда, когда рассудок затмевают всплески эмоций. Помните о главном: любая ваша неловкость забудется и вами и окружающими, жизнь коротка, а молодость еще коро­че, и то, что вы упустили в один ее период, трудно или невозможно наверстать в другой. Что такое любая не­лепая ситуация перед смертью или вечностью? Луч­ший совет здесь может дать только классика:

 

Пусть не томят тебя пути судьбы проклятой,

Пусть не волнуют грудь измены и утраты,

Когда покинешь мир, ведь будет все равно,

Что делал, говорил, чем запятнал себя ты.[9]

 

§ 3. Настроение

Поговорим теперь о третьем необходимом усло­вии, отсутствие которого может перечеркнуть два предыдущих. Как бы хорошо вы ни были одеты, как бы ни были уверены в себе и горды своими успехами в карьере, но если у вас нет настроения, причем именно такого, которое удачнее всего можно назвать кура­жом, вы вряд ли можете рассчитывать на успех. Если вы голодны и устали после работы, если вам хочется поскорее приехать домой, принять душ, пообедать и завалиться на диван со свежими газетами, то свернуть вас с этого пути не смогут даже чары самой красивой женщины. И, наоборот, если вами овладело в меру иг­ривое настроение (ведь уличные знакомства это именно игра!), вам хочется пообщаться, вы оживле­ны, веселы и остроумны, то ваш настрой вполне может перевесить два других условия. Увы, такое состояние при нашей жизни – большая редкость, и появ­ление его в нужное время и при нужных обстоятельст­вах весьма затруднительно, а это ставит на грань срыва и успех вашего предприятия.

В связи с этим возникает довольно спорный во­прос – в каком состоянии лучше знакомиться: абсолют­но трезвым или находясь в одной из немногочисленных стадий опьянения? Рассуждая теоретически, трезвое знакомство предпочтительнее и безопаснее. Но прак­тически, когда обыденная усталость и отупение лиша­ют нас того оживления и блеска в глазах, того куража, без которого никак не обойтись, выпить бывает про­сто необходимо. И я беру на себя смелость утверж­дать, что знакомиться в легкой степени опьянения не только можно, но и должно. Трудно возражать и про­тив знакомства в средней стадии, тем более что автору этих строк оно удавалось как нельзя лучше, причем с удивительно красивыми женщинами. А какое не­обыкновенное чувство испытываешь на следующий день, когда, назначив свидание своей ночной знако­мой и практически забыв ее лицо, ты стоишь в услов­ленном месте, ожидая – кто же появится? Велико будет твое изумление и потаенный восторг, когда к тебе приблизится высокая, стройная и длинноногая блондинка, на которую оборачиваются мужчины и которая не сводит с тебя восторженных глаз!

Однако знакомства в нетрезвом состоянии имеют и определенные минусы. Во-первых, вы можете с пья­ных глаз выбрать такую даму, что назавтра вам будет страшно взглянуть на нее глазами трезвыми. И тут уж ничего не поделаешь, ибо, как гласит известная пого­ворка, "не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки". Во-вторых, можно увлечься и в погоне за по­нравившейся представительницей прекрасного пола (особенно если дело происходит ночью) заехать в такие дебри, из которых будет и сложно, и опасно вы­бираться обратно. А если вам предложат остаться на ночь, то это тоже таит в себе определенный риск. В-третьих, нельзя знакомиться в нетрезвом виде в люд­ных местах, и уж тем более в непосредственной близости от милиционера. Какая-нибудь юная дуреха может обратиться к нему за помощью или какой-ни­будь здоровенный бугай, не разобравшись в ваших на­мерениях, может «вступиться» за ту особу, с которой вы вздумали заигрывать.

Перевешивают ли три этих опасности два главных преимущества – судить вам самим.

 

МЕСТО ЗНАКОМСТВА

Предметом нашего рассмотрения являются улич­ные знакомства, то есть максимально динамичные и одномоментные. На них вам надо решиться в течение небольшого промежутка времени, пока вы вместе с понравившейся вам незнакомкой едете на каком-либо виде транспорта, а в худшем – за те несколько секунд, когда вы встретились глазами в толпе. Поэто­му мы не будем разбирать тот тип знакомств, который можно назвать статичным: когда у вас есть время и возможность присмотреться друг к другу и даже что-то друг о друге узнать – например, в доме отдыха, же­лезнодорожном купе, ресторане и т. д. Здесь имеется своя специфика, не требующая особой квалифика­ции. Если вы овладеете мастерством уличного зна­комства, то овладеть всеми другими способами вам будет так же несложно, как человеку, в совершенстве владеющему одним европейским языком, выучить другой. Итак, место знакомства.

Сразу можно сказать: такое место лучше специаль­но не выбирать – оно бывает везде и нигде. Вы долж­ны быть готовы познакомиться там, где вам повезет встретить неотразимый взгляд, пусть это произойдет даже на пути к заветным дверям общественного туалета. Только тогда, когда вы не станете заниматься специ­альными поисками, а случайно увидите подходящий объект – например, по дороге с работы, – это и будет наименее обременительный и естественный тип зна­комства с наиболее интересной перспективой. У судь­бы свои законы, а потому в полночь, в последнем троллейбусе, вы можете встретить такую женщину, которую не увидите даже на конкурсе красоты.

Впрочем, если у вас много свободного времени и вы задались целью непременно с кем-нибудь позна­комиться, можно прибегнуть к способу, который практиковался автором во время его двухмесячного пребывания в Петербурге. Вечером, в час пик, я спу­скался в метро и ездил по центральному треугольнику, образуемому станциями «Невский проспект» – «Пло­щадь Восстания» – «Технологический институт». Заметив более или менее симпатичную женщину, я устремлялся за ней, но если по дороге встречал еще более симпатичную, то бросал преследование первой и устремлялся за второй. Таким образом мне в итоге удавалось остановить свой выбор на даме, прекрасной во всех отношениях. За ней я следовал уже до конца, то есть до того удобного момента, когда можно было попытаться заговорить. Самое смешное, однако, за­ключается в том, что этот, специально придуманный мной способ постоянно давал сбои. Зато стоило выйти из метро и сесть в первый попавшийся трол­лейбус, как я увидел ту девушку, полугодовой роман с которой останется одним из лучших воспоминаний моей жизни.

Что можно сказать о знакомствах в общественном транспорте? Откровенно говоря, автор питает к ним глубокое отвращение. Обязательно найдутся иронич­ные зеваки, которые будут терроризировать и вас, и вашу даму откровенно циничными взглядами, жадно прислушиваясь чутким ухом ко всем вашим заигрыва­ниям. В худшем случае они даже встрянут в разговор! Кроме того, вы будете вынуждены ехать туда, куда на­правляется ваша избранница, а она может ехать очень и очень далеко, в том числе и на вокзал, где ее ждет поезд Петербург–Владивосток, или на свидание, где уже нетерпеливо томится здоровенный поклонник под два метра ростом. Опять же получится, что вы явно демонстрируете свою навязчивость, выходя на ее остановке или следуя за ней на пересадку. А это настораживает и отталкивает, если только вам не удастся очень быстро разговориться.

Поскольку свой опыт, обобщаемый в этом тракта­те, автор приобрел методом проб и ошибок, постольку именно таким, эмпирическим путем он и вывел наи­более удачное место. Это – те несколько десятков, а то и сотен метров, которые ваша дама идет в гордом одиночестве от остановки до своего дома. В такой мо­мент она уже психологически расслаблена и ее намно­го легче разговорить. Разумеется, всегда есть риск, что ее может кто-то встречать, хотя об этом, как правило, предупреждают заранее. Может случиться и так, что идти окажется совсем близко и вы успеете переки­нуться лишь парой малозначительных фраз, – ну что ж, и в этом случае у вас все же будет шанс задержать ее на пороге подъезда, сказав что-нибудь занимательное. Смею вас уверить, что подавляющее большинство самых удачных знакомств происходило именно на отрезке от остановки до дома, если только хватало терпения и настойчивости дождаться момента, когда понравившаяся дама вступала на эту тропу. Мало того, что при удачном стечении обстоятельств вас могут пригласить в гости, но благодаря этому методу вы сами выбираете район, где вам удобно иметь воз­любленную.

Итак, основные условия мы уже разобрали и те­перь можем смело перейти к основной теме – непо­средственному знакомству.

 

ПРИЕМЫ ЗНАКОМСТВ И ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ

Для удобства изложения и наглядности возьмем сначала самый надежный вариант, о котором шла речь в конце предыдущей главы. Итак, вы увидели вашу даму, пока ехали с ней в одном троллейбусе, затем сошли на ее остановке и вот, наконец, догоняе­те ее, пока она, вызывающе цокая каблучками, идет к дому. Вы поравнялись с ней и уже открыли было рот, чтобы что-то сказать... Но прежде чем вы это сделаете, вернемся назад и вспомним о двух правилах, несо­блюдение которых может лишить вас успеха.

ПРАВИЛО ПЕРВОЕ. ОЧЕНЬ ЖЕЛАТЕЛЬНО, ЧТОБЫ ДО НАЧАЛА РАЗГОВОРА ВАС УЖЕ УВИ­ДЕЛИ И ОЦЕНИЛИ. Появление за спиной незнако­мого мужчины скорее способно испугать, чем обрадовать, особенно если дело происходит поздно вечером. Кроме того, не каждая женщина способна оценить ваши достоинства с первого взгляда. Поэтому дайте ей возможность присмотреться к вам и, пока едете в троллейбусе, постарайтесь поймать ее взгляд. Посмот­рите на нее еще несколько раз – неназойливо, но так, чтобы она смогла почувствовать некоторую степень вашей заинтересованности, вызванную ее несомнен­ным очарованием.

Если же вы впервые увидели ее только со спины, а стройность ног, изящество фигуры и замечательные волосы заставили вас предположить, что в анфас она не менее хороша, постарайтесь обогнать ее, как бы случайно задержитесь (например, закуривая), а когда она поравняется с вами, как бы случайно вступите в разговор. Помните, что фактор неожиданности может сыграть с вами скверную штуку вроде газового бал­лончика в нос. Кроме того, всегда лучше подстрахо­ваться и осмотреть предполагаемый объект знакомст­ва со всех сторон.

ПРАВИЛО ВТОРОЕ, МОЖНО СКАЗАТЬ, ОХОТ­НИЧЬЕ: ЧТОБЫ НЕ СПУГНУТЬ «ДОБЫЧУ», НЕ НАДО ЯВНО ДЕЛАТЬ ВИД, ЧТО ЗА НЕЙ ОХОТЯТ­СЯ. Идеальное знакомство максимально непосредст­венно и происходит, можно сказать, по принципу «а propos» (кстати...). Поэтому, во-первых, будучи доста­точно целеустремленным, не зацикливайтесь, однако, на необходимости именно этого знакомства. Ваши из­лишние нервозность и напряженность только насторо­жат даму. Согласитесь сами: когда у нее будет выбор – знакомиться с вами или нет – она почувст­вует себя гораздо увереннее, чем в случае, если вы станете навязываться ей всеми доступными способа­ми. Помните: нет такой симпатичной женщины, накоторую не найдется еще более симпатичная. И так до бесконечности. Хотя по-настоящему красивых жен­щин очень немного, и они, как правило, или замужем, или слишком хорошо знают себе цену. "Самой-самой" может быть только любимая женщина, но лю­бовь нас в данном контексте не интересует.

Итак, чтобы не создавать излишнего напряжения и не драматизировать ситуацию, старайтесь при мак­симальной внимательности демонстрировать лишь легкую степень заинтересованности. Этим вы и себя сбережете от ненужных переживаний (которые прак­тически неизбежны в случае досадных неудач с поисти­не красивыми женщинами), и даму свою не испугаете излишней агрессивностью. Ирония и умение взгля­нуть на любую ситуацию со стороны должны быть ва­шими постоянными и верными спутниками. Разговор вам следует вести играючи. Не вы счастливы, что она вам ответила, а наоборот, вы всего лишь снизошли до того, что удостоили ее легкой беседы. Чтобы не со­здать впечатления, что вы ее преследуете, и тем самым заранее насторожить и приготовить к "отпору", не ме­шает помнить о некоторых популярных шпионских приемах. Не рассматривайте вашу незнакомку в упор, а поглядывайте на нее краем глаза, как бы оценивая и раздумывая; будьте постоянно готовы выйти следом за ней на ее остановке, но не показывайте вида, что только этого и ждете, карауля каждое ее движение. Не убыстряйте шаги, когда начинаете ее догонять, и уж тем более не бегите следом, если чувствуете, что от­стаете. (Хотя и на этот случай есть готовая ситуация: "Девушка, у меня к вам просьба, пожалейте старого, больного человека, идите немного помедленнее..." – "А в чем дело?" – "Хочу с вами познакомиться, но в таком диком темпе это крайне неудобно...") Короче, то, что вы намерены удостоить ее чести знакомства с вами, ваша "жертва" должна понять лишь тогда, когда вы с ней заговорите. В противном случае вы сами рис­куете стать "жертвой" женского коварства. Заметив ваше преследование, она убыстряет шаг или, напро­тив, начинает подолгу останавливаться у каждого ларька и тем самым ставит вас в смешное положение. Вы будете вынуждены или с позором ретироваться, или осмелиться и подойти, но уже на выгодных для нее условиях. Примерно сходная ситуация возникает, когда вам внезапно звонит приятель, желая просто поболтать. Сам-то он уже настроился на разговор, по­ужинал и развалился на диване, а вы только что вошли в дом и даже не успели помыть руки. От того, поймет ли ваша дама раньше времени, что вы ее пре­следуете, зависит, кто будет диктовать более выгод­ные условия для разговора.

Теперь, наконец, мы подошли к самому весело­му – о чем заговаривать. Герой одного комедийного фильма ошарашивал собеседников странной фразой: "Где находится нофелет?" Вот он-то инстинктивно пришел к ПРАВИЛУ ТРЕТЬЕМУ, которое можно сформулировать следующим образом: НЕОБХОДИ­МО ИМЕТЬ УНИВЕРСАЛЬНУЮ ФРАЗУ (ФРАЗЫ) НА ВСЕ СЛУЧАИ ЖИЗНИ. Именно для того, чтобы не мучиться над вопросом "с чего начать?", именно для тех многочисленных случаев, когда нет ни малей­шего разумного повода для разговора, вроде упавшего зонтика или рычащей собаки (помните чеховскую "Даму с собачкой"?), вам и необходимо всегда иметь наготове несколько фраз – чем больше, тем лучше, – которые, с небольшими вариациями, могут приго­диться для любых дам в любых ситуациях. Что это будут за фразы – дело вашего вкуса и остроумия. Но именно по ним дама и должна судить о ваших намере­ниях и интеллектуальных возможностях. Не хотелось бы преувеличивать их роль, тем более что в большин­стве случаев исход знакомства предрешен заранее первым внешним впечатлением, которое вы произве­ли. И все же лучше всегда начинать с комплимента, но ни в коем случае не с дурацкого вопроса: "С вами можно познакомиться?" Учтите это, выбирая свою первую фразу, эту универсальную отмычку к женской душе! Итак, это должен быть комплимент, и компли­мент абстрактный, не привязанный ни к возрасту, ни к особенностям внешности, ни к деталям одежды. Такой комплимент давно известен и звучит примерно так: "Вы прекрасно выглядите!" Но в столь банальной форме он не вызовет оживленной реакции, поскольку является лишь скучной констатацией факта. Поэтому на его основе я сконструировал более изящную, хотя и немного более усложненную фразу: "Вы так очаро­вательны, что вами не устаешь любоваться!" Естест­венно, подобная фраза труднодоступна для понимания "клевой чувихи" в джинсах. А потому, в расчете на ее сообразительность, можно несколько упростить: "Чу­десно выглядите, просто глаз нельзя отвести!" Дальше начинается самое забавное, поскольку заранее угадать реакцию или возможный ответ достаточно сложно, а потому все домашние заготовки могут оказаться бес­смысленными. И тем не менее мы постараемся про­следить возможные варианты.

Ситуация первая и самая неприятная: "Ах, от­станьте!" В этом случае возможен единственный ответ: "Ах, отстаю!" Ситуация вторая, достаточно распро­страненная, – молчание. Либо потому, что ваша дама растеряна и собирается с мыслями, либо потому, что просто не хочет отвечать. Это выясняется уже после второй фразы, допустим, такой: "Что же вы молчи­те – потому что согласны, или потому, что вам лень шевелить языком?" В случае дальнейшего молчания ваши шансы стремительно скатываются к нулю. При­готовившись ретироваться, вы делаете это с достоин­ством, высказывая юмористическое предположение: "У вас, должно быть, слишком хриплый и скрипучий голос и вы меня просто боитесь испугать?"

Если же вам сказали: "Не хочу отвечать", шансы опять-таки ничтожны, но, памятуя о том, что надо идти до конца, вы интересуетесь: "Почему?" И тут же сами подсказываете два варианта ответа: "Устали после работы или не знаете, что сказать?" Обычно со­глашаются с первым, поскольку во втором есть скры­тый намек на тупоумие собеседницы. Тогда уже можно поинтересоваться, где и кем она работает, или рассказать о том, что и вы чертовски устали, проведя тяжелейшее заседание правительства, но вот увидели ее – и снова бодры и веселы... ну и так далее.

Ситуация третья, самая многообещающая: вам от­ветили, а еще лучше – улыбнулись и поблагодарили. Возможное продолжение: "А кстати, ради вас я про­ехал пару остановок". (Даже если ради нее вы заехали на другой конец города, не торопитесь в этом призна­ваться – чрезмерная лесть девальвирует все компли­менты.) Или: "Глядя на вас, я невольно вспомнил, что сейчас весна". А если действие происходит зимой: "Просто удивительно, как в такое время года можно сохранить такой цветущий вид!" Лето и осень можно объединить в одной фразе: "Красивые женщины осо­бенно хороши..." – и дальше указывается название месяца.

Ситуация четвертая – когда вам ответили что-то необычное, может быть даже еще более остроумное. Так, однажды на мою фразу: "Вы так очаровательны, что от вашего вида у меня давление повышается и го­лова кружится", – я услышал следующий ехидный ответ: "Так что же, прикажете оказать вам первую по­мощь?" Расхохотавшись, я не нашел достойной такого остроумия реплики. Так же и у вас все будет зависеть от быстроты реакции, живости ума и способности к экспромтам.

Главное, на что хочется обратить дополнительное внимание: ваши вопросы должны строиться по логи­ческому закону исключенного третьего: либо "да", либо "нет". И это естественно, поскольку сама ситуа­ция основана на том же: вы или познакомитесь, или нет, хотя существует и третий, маловразумительный вариант, о котором речь пойдет ниже. Но главное – максимально облегчить дамам те интеллектуальные усилия, которые им необходимо затратить, чтобы ус­пешно вести диалог с вами. Проще всего это сделать, выбирая из двух предложенных вами вариантов. Если вы будете задавать односложные вопросы, требующие пространных ответов, то от такого разговора любая нормальная женщина постарается уклониться. И это гораздо естественнее, чем рассказывать о себе первому встречному. Помните, в отличие от шести знаме­нитых советов Д. Карнеги, как понравиться людям, в этой ситуации вы должны быть как можно более бол­тливы и разговаривать преимущественно о себе. Свое умение слушать вы продемонстрируете позже, когда уже будете добиваться ее благосклонности. И, если уж мы заговорили о Карнеги, вспомним кое-какие его советы.

1. "Искренне интересуйтесь другими людьми". – В данном случае это будет выглядеть довольно подо­зрительно. Поэтому болтайте о чем угодно, но не при­ставайте с расспросами.

2. "Улыбайтесь". – Это да, но об этом мы погово­рим ниже.

3. "Поощряйте других говорить о себе". – Но мак­симально ненавязчиво, делая это в виде предположе­ния: "Такая красивая женщина может быть или фото­моделью, или любовницей банкира".

4. "Запоминайте имя собеседника и называйте его по имени". – Поступайте совсем наоборот: никогда не торопитесь узнавать имя, тем более что это ничего не дает.

5. "Говорите о том, что интересует вашего собесед­ника". – С этим можно согласиться. А поскольку любую женщину больше всего интересует ее внеш­ность, то говорите именно об этом, но не слишком усердствуйте с комплиментами: инфляция – грозный враг любого изобилия. Если после ваших слов она слишком проникнется сознанием своей неотразимос­ти, ей может прийти в голову, что вы ей не пара и с та­кими данными она всегда найдет себе кого-то лучше­го, чем уличный ловелас.

И, наконец, самое сложное положение, требующее "глазомера, быстроты и натиска" – то есть мгновен­ной реакции, изрядного нахальства и большой наход­чивости, ибо в этом случае вам приходится сразу идти ва-банк, незамедлительно оповещая о своих намере­ниях, ибо никакие тонкие игры с невозмутимостью и случайностью здесь не подходят. Речь идет о том слу­чае, когда вы встречаетесь со своей дамой глаза в глаза, то есть она идет вам навстречу. Вы имеете в своем распоряжении единственный вариант: мгно­венно (именно мгновенно, а не пускаясь в длительное преследование) догнать ее и изобразить душевное смятение, в которое вас повергло ее неподражаемое великолепие. Произнести при этом можно нечто вроде: "Вы так неотразимы, что притягиваете как маг­нит!" Или: "Глаза у вас просто необыкновенные". Или: "Всю жизнь мечтал познакомиться с такой изу­мительной женщиной". Ну и так далее...

Это, повторяю, наиболее сложный случай, и прак­тиковать его рекомендуется лишь после того, как вы уже хорошо освоитесь с простейшими и будете чувст­вовать себя уверенно и невозмутимо. А самым эле­ментарным случаем можно считать способ Кандида – вы простодушно интересуетесь какой-нибудь близле­жащей улицей. Не ответить на подобный вопрос могут лишь те, кто этого не знает. При любом другом варианте вам гарантировано объяснение, в процессе которого вы можете или откровенно признаться, что вас интересует совсем другое, или скромно позонди­ровать почву наводящими вопросами: "А сами-то вы где живете?", "А нельзя ли вас проводить?" и т. д. ПРАВИЛО ЧЕТВЕРТОЕ. РАССМЕШИТЬ ВАШУ ДАМУ ИЛИ ЗАСТАВИТЬ ЕЕ УЛЫБНУТЬСЯ -ЗНАЧИТ НА ТРИ ЧЕТВЕРТИ ДОБИТЬСЯ УСПЕХА. Поэтому будьте веселы, остроумны, улыбчивы – строить из себя Чайльд-Гарольда сможете тогда, когда не вы за ней, а она за вами будет бегать. Впрочем, по­советовать рассмешить легко, но как это сделать? Не­плохо иметь в памяти несколько анекдотов или забавных фраз типа "Они лежали и дружили"; можно поиграть интонацией или прибегнуть к какому-нибудь нетри­виальному сравнению вроде: "Что же это вы плететесь как грустная черепаха, можно ли вам чем-нибудь по­мочь?" Умная женщина не обидится, а знакомство с глупой не стоит особых усилий. В виде иллюстрации ко всему вышесказанному могу вспомнить один слу­чай из собственной практики. Однажды в метро я уви­дел необыкновенно красивую женщину, которая шла, никого не замечая вокруг себя, с таким холодным и невозмутимым видом, что мне стоило немалых душев­ных усилий пуститься в преследование. И за все то время, что мы ехали в одном вагоне, мне ни разу не удалось поймать ее взгляда или хотя бы намека на то, что она меня заметила. Тем не менее, выйдя вслед за ней на платформу пригородной электрички, я отпус­тил ей тот самый комплимент, о котором уже говорил: "Вы так очаровательны, что вами не устаешь любо­ваться!" И – о чудо! – ее холодность и надменность мгновенно растаяли, и под ними заиграла смущенная улыбка, с которой моя незнакомка стала оправды­ваться в своем великолепии. Выяснилось, что она поет в каком-то камерном хоре и сейчас возвращается после концерта, не успев смыть грим. На что я ей за­метил, что хотя древние греки и раскрашивали свои мраморные статуи, те кажутся нам великолепными и без "макияжа". Разговаривала она со мной много и охотно, но, увы, оказалось, что она замужем и недав­но родила ребенка. Единственное, чего мне удалось добиться, это приглашение на концерт ее хора. И тем не менее этот случай весьма характерен. Не бойтесь никакого холодного и невозмутимого вида – стоит лишь разговорить вашу незнакомку, и она окажется простой и милой женщиной. Кстати, моя дама свой надменный вид объяснила именно тем, что не желала ненужных приставаний.

ПРАВИЛО ПЯТОЕ. Его можно сформулировать очень коротко: ПОМЕНЬШЕ РЕФЛЕКТИРУЙТЕ, особенно если по натуре вы не очень контактный и не слишком общительный человек. Иначе вы будете по­стоянно упускать одну возможность за другой, а после этого, бесконечно изнурять себя псевдооправданиями: "Она не так уж и хороша", "Я ужасно устал", "Слиш­ком мало шансов" и т. д. Помните о трех неизбежных последствиях вашей нерешительности:

а) стыд и разочарование, которые вам пришлось бы испытать при неудаче, гораздо меньшая беда, чем сожаления об упущенном знакомстве. (Они будут тер­зать вас гораздо дольше.)

б) для так и не совершенного из-за робости по­ступка можно придумать бесконечное множество оп­равданий, но среди них не будет ни одного удовлетво­рительного;

в) одиночество, тоска и неизбежное, кондовое пьянство.

Так что не изводите себя понапрасну: понравилась девушка – вперед, за ней, и никаких сомнений. На­чнете сомневаться – ни на что не решитесь. Гоняться за мечтой, пусть даже несбыточной, все лучше, чем вообще ее не иметь.

Отсюда вполне естественно вытекает и ПРАВИЛО ШЕСТОЕ: ЕСЛИ УЖ РЕШИЛИ ПОЗНАКОМИТЬ­СЯ, ТО НЕ ОСТАНАВЛИВАЙТЕСЬ НА ПОЛПУТИ. Пусть ваша незнакомка холодна и надменна, как снежная королева, пусть она разговаривает с вами ле­дяным тоном, давая самые односложные ответы, – не сдавайтесь и ведите свою осаду до самого последнего момента. И лишь когда она скроется в дверях своего подъезда, можете расслабиться, закурить и беззлобно выругаться. И пусть вас утешает мысль о том, что вы сделали все возможное, и еще неизвестно, кто из вас двоих потерял больше.

Теперь нам осталось ознакомиться с рядом полез­ных советов...»

. Однако Асмодей не смог читать дальше, потому что из квартиры, находившейся этажом выше, раздал­ся какой-то шум, а затем послышалось пьяное пение и звон бутылок. Самбулов проснулся и недоуменно взглянул на Хромого Беса.

 

Глава 12. СПОР МЕЖДУ ЖЕНОЛЮБОМ И ЖЕНОНЕНАВИСТНИКОМ

– Что это за пьяные вопли? – недовольно спро­сил студент, приподнимаясь на постели и потягива­ясь. – И какого черта они так орут?

– О, там только что состоялся весьма любопыт­ный разговор, ради которого стоит прервать чтение нашего трактата, – усмехаясь, заявил Хромой Бес. – Это сошлись женолюб и женоненавистник, которые се­годня лишились: один – предмета своего обожания, другой – предмета своего презрения. А началось все с того, что женоненавистник явился к своему приятелю, который живет прямо над твоей головой, и с ходу про­цитировал ему начало одного из рассказов Мопассана:

– «Ну и стервы же, мой друг, эти женщины!»

– Что это на тебя нашло? – поинтересовался же­нолюб, чьей жены как раз не было дома. – А еще пи­сатель называется! Да о чем бы ты писал, не будь на земле этих нежных и...

– ...циничных созданий.

– Чем бы занималась литература...

– ...если бы не было супружеских измен, – это ты хочешь сказать? – ехидно перебил его женоненавист­ник, усаживаясь напротив и извлекая из сумки бутыл­ку «Смирновской». – Только не говори мне, что твоя жена – ангел, иначе я не выдержу и отвечу тебе фра­зой из анекдота: «Счастливец! А моя еще жива...»

– Ну, может быть, и не ангел, но что-то необык­новенное в ней есть, – отозвался его друг, доставая рюмки. – Она ухитряется цвести в любое время года...

– А когда плодоносит?

– Подожди, не перебивай, на меня нашло поэти­ческое настроение, и я хочу договорить. Особенно хо­роша моя жена именно сейчас, осенью. Она буквально затмевает саму себя во все другие времена года. Этот удивительный румянец отсутствовал на ее щеках даже тогда, когда я целовал их зимним вечером под улич­ным фонарем и легким снегопадом,- Летом его скрывал загар, а весной она просто бледна. Все-таки для сла­вянских красавиц румянец важнее загара, потому что он придает им трудноуловимую прелесть, в то время как загар – лишь очевидную сексапилъность. Почему в субтропиках нет места для лирической поэзии, но зато большой простор для чувственности? Да потому, что там нет осени! А моя Галина зимой – хороша, летом – соблазнительна, весной – томна и ленива, но только осенью – и это я ценю в ней больше всего – загадоч­на и обворожительна. В задумчивое время года и жен­ские глаза становятся задумчивыми, а потому притя­гивают сильнее самого роскошного бюста.

– Да я и сам люблю осень, потому что ничто не придает нашим чувствам такой утонченной остроты, как ясное напоминание об уходящем. Что может быть лучше заката в русском осеннем лесу или прогулок по тихо шуршащим листьям, среди застывшего чисто вы­мытым стеклом грустного осеннего пейзажа!

– О нет, осень вовсе не грустна, осень впечатли­тельна, осень чутка, осень внимательна, как... Галина, когда ей говорят комплименты. Нет, что бы ни гово­рили бодрые поклонники зимы, шумные сторонники лета и анемичные воспеватели весны – любить лучше всего осенью, а разочаровываться весной...

– Прекрасно, тогда давай выпьем за осень!

– Нет, за женщин осенью! Ну, впрочем, пусть каждый пьет за свое, – миролюбиво согласился жено­люб, и они выпили.

– Тут надо заметить, – пояснил Хромой Бес, – что и тот и другой – женаты, причем женолюб женился давно, еще пять лет назад, а женоненавистник недав­но. Со своей будущей женой он познакомился еще года три назад, когда однажды зимой, основательно надравшись, развлекался тем!, что ездил в метро и подкладывал в капюшоны незнакомым девушкам штучные презервативы. Одна из них почувствовала прикосновение, обернулась, и ему пришлось с ней познакомиться. Женоненавистник презирал женщин, а потому терпеть не мог их долгого сопротивления. Если ему не уступали со второго раза, он бросал даму и находил новую. Но на этот раз его словно заклини­ло: он ухаживал почти три года и женился не столько по любви, сколько из упрямства, лишь бы добиться своего и не считать все это время затраченным понапрас­ну. Оба приятеля зарабатывали на душещипательных «дамских» романах, только женолюб их переводил, а женоненавистник делал литературные обработки. Пропустив по первой, они разлили по второй, и раз­говор продолжился.

– Все они – развратные стервы, – уверял жено­ненавистник, – которые одеваются для собственного удовольствия, а раздеваются ради удовольствия муж­чин. О них, конечно же, можно писать поэмы и романы, но умные люди предпочитают с ними просто спать и не забивать себе голову всякой ерундой. И уж ни в коем случае нельзя с ними спорить – это абсолютно бессмысленное занятие. Спор – это удел настоящих мужчин.

– А о чем тут можно спорить? – возражал жено­люб. – Ты просто не умеешь внушать женщинам неж­ные чувства, а потому сам вынужден притворяться влюбленным или обходиться презрением. Твоя жена – совершенно замечательная женщина, и если бы не твой мерзкий характер, я мог бы назвать тебя счастливцем!

– Счастливцем ты меня назовешь лишь тогда, когда она мне надоест и я от нее избавлюсь! Кстати, твоя жена, которой ты так восторгаешься, жаловалась на тебя моей – я подслушал, когда однажды брился в ванной, а они болтали на кухне. Запомни, мой друг, – это плохая примета. Если женщина начинает преувеличивать недостатки и оплошности своего мужа, значит, она готовится ему изменить.

– Ты – неисправимый пессимист. Моя жена любит меня, а твоя – тебя, хотя ты вроде бы не очень в это веришь...

– В женскую любовь верят только глупцы и опти­мисты, а я не могу себя отнести ни к тем, ни к другим...

– Я мог бы еще долго пересказывать их разго­вор, – заметил Хромой Бес, – но вижу, что тебя опять клонит в сон, а потому постараюсь быть крат­ким. Когда первая бутылка опустела, женоненавист­ник полез в свою сумку за пивом и обнаружил там какой-то незапечатанный конверт. Достал его и долго с недоумением рассматривал пьяными глазами.

– Что за чертовщина? – сказал он своему прияте­лю. – С какой это стати моя жена вздумала со мной переписываться? И почему она подложила его именно в сумку, а не куда-нибудь еще?

Распечатав конверт, он стал читать письмо вслух.

«Дорогой Анатолий! Обнаружив в твоей сумке бу­тылку водки, я сразу поняла, что ты собираешься пойти в гости к Дмитрию, поэтому и положила это письмо сюда, чтобы вы оба смогли его прочитать. Дело в том, что я и его жена Галина решили начать новую жизнь, и теперь вы нас больше не увидите. Я понимаю, о чем ты сейчас подумал, и сразу хочу тебя успокоить – у нас нет никаких любовников. Мы не­ожиданно осознали, что любим и понимаем друг друга, а потому никакие мужчины с их бесконечными разговорами о деньгах и работе нам не нужны. Наде­юсь, что и вы все поймете правильно и отнесетесь к нашему решению спокойно. Теперь я передаю ручку Галине, которая хочет сделать приписку для своего мужа.

Милый Дмитрий! Света уже все объяснила, и до­бавить мне особенно нечего, кроме одного: я уже давно убедилась, что никогда тебя не понимала, а те­перь поняла и то, что ты меня тоже никогда не пони­мал. Больше того – необходимого мне понимания я не могу и не хочу искать у мужчин, потому что они куда более грубые и примитивные существа, чем жен­щины. Я не надеюсь, что вы с Анатолием утешитесь так же, как мы со Светой, но, в любом случае, желаю тебе счастья. Много не пей и будь повнимательнее с сигаретами – стряхивай пепел не на ковер, а в новую пепельницу, которая стоит на кухне. Целую, Галя».

– Проклятье! – взревел Дмитрий, гася бычок о полированную поверхность стола. – Какая подлая тварь! А ведь я ее так любил и столько для нее делал! Нет, но гнусность поведения просто присуща жен­ской натуре!

– О Боже! – вторил ему Анатолий, заливаясь го­рючими слезами. – Как же я без тебя буду жить, Све­тик ты мой ясный? Сокровище мое, солнышко нена­глядное, как же так?

– Короче, – усмехнулся Хромой Бес, – оба при­ятеля напились до такого состояния, что решили из­лить свое горе в песне, которую ты в данный момент слышишь.

– Мотив знакомый, но вот слова нетрадиционные, – заметил Самбулов, прослушав только один куплет:

 

Ромашки спрятались, поникли лютики,

Когда надрались мы от горьких слов.

Зачем вы, мальчики, красивых любите?

Ведь лесбиянская у них любовь...

 

Вскоре песня смолкла, и вновь стало тихо.

– Ну что, продолжим чтение нашего трактата? – поинтересовался Асмодей, заметив, что Самбулов склонил голову на подушку, снова готовясь заснуть.

– Продолжим, – сонным голосом ответил сту­дент, – тем более что я извлек для себя массу полез­ной информации. Если не ошибаюсь, ты остановился на полезных советах?..

– Не ошибаешься, – согласился Асмодей и стал читать дальше.

 

Глава 13. ПРОДОЛЖЕНИЕ И ОКОНЧАНИЕ
 «СЕКРЕТОВ УЛИЧНЫХ ЗНАКОМСТВ»

«...Теперь нам остается ознакомиться с рядом по­лезных советов. Совет первый: не упускайте из виду конечной цели вашего знакомства – получить номер телефона и договориться о следующей встрече. Иног­да разговор получается настолько увлекательным, что становится чуть ли не самоцелью, и потому, когда вдруг выясняется, что подходит ее автобус, вы начи­наете судорожно искать ручку и записывать теле­фон – а в итоге можете ошибиться. Не исключено также, что ваша дама в последний момент передумает и назовет неправильный номер. Так что будьте внима­тельны, особенно если вы изрядно навеселе и вам хо­чется не столько в постель, сколько пообщаться. Заранее выясните телефон и договоритесь о следующей встре­че, не оставляйте все до последнего мгновения вашего разговора. И еще одна немаловажная деталь – поста­райтесь между прочим узнать о вашей даме как можно больше подробностей, которые бы позволили вам найти ее и безо всякого телефона. Например, место работы или учебы, год рождения и фамилию, во сколько она обычно возвращается домой – ну и так далее. В моей практике был случай, когда, не сумев записать номер телефона из-за отсутствия ручки, я сумел найти свою даму, запомнив название ее учреж­дения. Разыскать его по справочнику и подождать у проходной не составило особого труда – и она была весьма обрадована моим появлением!

Не торопитесь представляться сами и интересо­ваться именем своей незнакомки – если разговор по­лучится, это произойдет само собой, если нет, то такое формальное знакомство ничего не дает. Тем более что обычный ответ: "Какое это имеет значе­ние..." Рекомендуемая реплика: "Абсолютно никако­го, тем более что у меня слабая память на женские имена, а своих знакомых дам я предпочитаю называть кошечками или ласточками. Как вам больше нравится?"

Заметив, что ваша избранница колеблется, поспе­шите ее успокоить. Скажите, что вы неназойливы и не собираетесь надоедать ей своими звонками. Самый идеальный вариант – заранее обговорить предлог и время вашей будущей встречи или в крайнем случае время вашего звонка. А то бывают такие девицы, осо­бенно в возрасте 15–19 лет, до которых дозвониться невозможно. Их или никогда нет дома, или они о вас просто забыли, или вовсе не собирались встре­чаться снова. Кроме того, у подавляющего большинства симпатичных женщин уже есть "друг", конкурен­цию которому вы и собираетесь составить. Так что, только имея некоторую конкретную гарантию вашей будущей встречи, можете считать, что дело сделано, и поздравлять себя с успехом. Хуже, если вам заявляют: "Телефона у меня нет, но я вам сама позвоню". В этом случае, наоборот, не стоит назначать конкрет­ных дат, поскольку женщины – существа крайне не­обязательные, и остается только полагаться на везение: авось в тот момент вы окажетесь дома. Максималь­ный срок, в течение которого имеет смысл ждать звонка, – неделя. После этого преспокойно забудьте свое знакомство и отправляйтесь на поиски следую­щего. Кстати, это и есть уже упомянутый ранее тот третий случай, в отношении которого нельзя сказать заранее, знакомство это или нет, вплоть до того мо­мента, пока вам не позвонят.

Вообще говоря, когда вам обещают позвонить и не называют точной даты – соглашайтесь и с этим, если уж не удалось добиться большего, но ни в коем случае не надейтесь. Здесь, как нигде, рассчитывать прихо­дится на худшее.

О необходимости всегда иметь при себе ручку и за­писную книжку вряд ли нужно напоминать. Но на тот случай, когда вам приходится давать свой телефон, стоит иметь визитную карточку. Уверяю вас – это очень полезная штука, которая производит намного более приятное впечатление, чем наспех оторванный , клочок бумаги с вашими каракулями. Его с легкостью могут выкинуть, пройдя несколько метров, но визитку скорее всего куда-нибудь спрячут – "на всякий слу­чай". Есть и такой шанс, что, не решившись позво­нить сразу, дама наткнется на вашу визитку некоторое время спустя, когда будет пребывать в лирическом на­строении и... В жизни автора был комический случай, когда его визитную карточку нашел пятилетний сын одной знакомой и принялся теребить свою мать: "Мам, а ты будешь звонить этому дяде?.." Она позво­нила, и дальнейшие события развивались уже по классическому сценарию.

Еще один полезный совет: не бойтесь смешных, а порой и откровенно нелепых положений. Это – неиз­бежные издержки подобного мероприятия. Я сам од­нажды пытался познакомиться с дамой практически на глазах ее мужа, который уже поспешал навстречу с очень грозным видом, – ну и что? Случалось и такое, что я ухитрился в собственном районе дважды подой­ти к одной и той же женщине, причем с одной и той же фразой, о чем она мне не преминула напомнить. Другой комический случай произошел со мной, когда я познакомился с девицей, спешившей к любовнику, о чем она сообщила лишь после того, как я помог ей донести тяжеленную сумку до самых дверей его подъ­езда. Что из всего этого следует? Я жив, здоров и весел, а если и вспомнил все эти досадные оплошнос­ти, то лишь для того, чтобы позабавить вас. Самое главное заключается в том, чтобы, попав в нелепое положение, не быть при этом нелепым человеком, и с • честью выйти из любой ситуации, не производя смешного впечатления, Для этого вам необходимы два качества, о которых мы уже говорили, – самоуве­ренность и ироничность.

Они помогут вам успешно последовать еще одно­му совету: не теряйте достоинства при неудачах, не упрашивайте и не суетитесь. Вы должны вести себя так, чтобы было ясно: при холодном расставании или ни один из вас ничего не теряет – или теряют оба. Ни в коем случае не уподобляйтесь просителю подаяния в своем стремлении узнать номер ее телефона. Даже если это столь очаровательная женщина, что при одном взгляде на нее дух захватывает и взор впивается в ее "красы, как жадная пчела в цветок душистой розы" (Денис Давыдов). Вам позволительно лишь вы­разить сожаление и, может быть, грустно улыбнуться (если, конечно, у вас обаятельная улыбка), но не более того. Помните, что впереди у вас новые встречи и новые приключения! А что впереди у нее? Ссоры с мужем и скорое увядание.

Итак, мы рассмотрели те случаи, когда нет ника­ких поводов для разговора, а потому приходится пускать в дело универсальную фразу. Однако могут воз­никнуть и такие ситуации, когда появляется предлог, упрощающий вашу задачу. Главное для вас теперь – не растеряться и умело воспользоваться этим предло­гом "на все сто". Если вы не будете внимательны и "заряжены" на знакомство, удача отвернется от вас.

Рассмотрим некоторые, наиболее часто встречаю­щиеся предлоги и поводы. Пожалуй, самым распро­страненным из них является тяжелая или объемистая сумка. Заранее прикиньте свои силы, прежде чем об­ратиться к волокущей ее даме с такой, например, фра­зой: "Вы очень грациозно изгибаетесь, но все же будет лучше, если я вам помогу". Очень действенным оказывается и несколько отдающее натурализмом указание на вздувшиеся вены рук – редкая женщина не заботится об их красоте. Но учтите: женщины у нас сильные, а потому сумка может оказаться настолько тяжелой, что вам захочется поскорее избавиться и от самой сумки, и от ее владелицы. Уговорить женщину, даже не расположенную к знакомству, воспользоваться вашей любезностью достаточно просто. Но, чтобы ваши усилия не пропали даром и вы не оказались в положении простодушного альтруиста, остерегайтесь двух подвохов. Во-первых, постарайтесь заранее обна­ружить наличие обручального кольца, а следовательно, мужа и детей, ибо в тяжело груженной сумке может оказаться потенциальный обед на всю семью. И, во-вторых, присмотритесь повнимательнее – а не из приезжих ли эта дама и не к вокзалу ли она тащится? Зачем вам знакомство в Саратове, если заняться лю­бовью хочется в Москве?

Еще один часто встречающийся повод – когда сама дама обращается к вам за помощью: узнать время, попросить телефонный жетон или уточнить адрес. В последнем случае вы просто провожаете ее, заранее оговаривая какое-нибудь условие – "если только вы едете не к любовнику". Вопрос о времени вы парируете встречным замечанием: "Мне тоже хо­чется у вас кое-то узнать!" Ну а просьбу о телефонном жетоне выполняете, добавляя: "И телефон запишите!"

 

В заключение этой главы рассмотрим еще одну очень важную проблему: каждый тип женщин требует особой манеры обращения и на одни и те же слова ре­агирует по-разному. Поэтому вы должны быть психо­логически готовы к тому, чего можно ждать от жен­щин того или иного типа.

Чтобы помочь вам сориентироваться в этом, раз­берем все по порядку и начнем с возрастных катего­рий. К первой из них относится самая юная, свежая, цветущая, но вместе с тем и самая глупая и необразо­ванная поросль 15–19 лет. Легче и проще всего такие девицы знакомятся со своими ровесниками. Мужчины других возрастных категорий могут рассчи­тывать на успех у них, только имея какое-то внешнее качество, способное поразить их воображение, но при этом не слишком смутить или сковать. Здесь уместны эффектная внешность и яркая одежда, не говоря уже о машине или престижно-денежной профессии, по­зволяющей превратить серые будни в пестую загра­ничную сказку. Именно эту категорию юных сорок привлекает все яркое и блестящее. Она не способна оценить ни ваше остроумие, ни изысканный стиль, ни образованность и галантность. Так что и вам надо вести себя попроще, не опускаясь, впрочем, до пош­лостей типа: "Привет, детка, куда топаешь?" Среди юных красавиц могут попадаться самые разные особы, начиная от таких, которые рады любому при­ключению, и кончая теми, кто еще ни разу в жизни не целовался с мужчинами. Первая категория не требует особых ухищрений, здесь главное – иметь готовое предложение – бар, концерт, квартира и т. д. Ну а вторую категорию, по моему мнению, лучше обходить стороной, если, конечно, вы не обладаете драгоцен­ной способностью влюблять в себя с первого взгляда. Тем более что потом по телефону придется долго и нудно объяснять ее матери, кто вы такой и откуда зна­ете ее дочь.

Вторая возрастная категория представляется не­сколько более перспективной – это те, кому от 19 до 23 лет. Как правило, это студентки, секретарши, продавщицы, медсестры и т. д. У этих прекрасных со­зданий уже имеется и определенный любовный опыт, и некоторое образование, и то, что может быть назва­но женским умом. Однако, если вы сами принадлежите к другой возрастной категории, у вас может возник­нуть определенная проблема. Дело в том, что девушки этой группы тесно связаны со своей компанией – студенческой, школьной, друзьями по общежитию и т. д. Если вы человек общительный и легко входите в любую незнакомую компанию, особых сложностей у вас не возникнет. Но если вы одиноки и вам не пове­зет встретить такую же одинокую девушку, имейте в виду как ожидающую вас конкуренцию, так и то, что на встречи с вами у избранницы может просто не хва­тать времени. И не пускайтесь сразу в воспоминания о собственных студенческих годах, тем более если вы уже кандидат наук! Ибо эта обильная тема может вас не выручить, а погубить, поскольку сразу разведет по разным поколениям. А когда вам говорят: "Видите, какие мы разные... – ждите окончания: – ...а потому нам лучше расстаться". Зато представительниц этой категорию можно увлечь рассказами о своей профессии, особенно если вы настоящий профессионал. Отлично помогает и вежливость: галантность в сочетании с об­разованностью дает вам. весомые преимущества перед ее сверстниками, и глупо этим не воспользоваться.

Знакомство может быть затруднено еще и тем об­стоятельством, что молодые дамы именно этого воз­раста больше всего опасаются за свою жизнь и здоровье, а потому особенно недоверчивы. Юность ничего не боится, зрелость полагается на опыт, а вот представи­тельницы второй возрастной категории проявляют порой даже излишнюю осторожность, а потому весь­ма неохотно сообщают номер своего телефона.

Следующая возрастная категория – от двадцати трех до двадцати восьми лет – является для мужчин наиболее перспективной, особенно если им от двад­цати пяти до тридцати. Женщины этого возраста уже имели несколько любовников (по данным моих опро­сов – в среднем от двух до пяти), они всерьез задумывались о замужестве – или уже побывали замужем, – поскольку веселая студенческая молодость позади, и теперь начались суровые трудовые будни. Эти дамы, в отличие от особ других возрастов, не слишком охотно знакомятся со сверстниками, предпочитая мужчин несколько старше себя – примерно до тридцати пяти лет, то есть тех, у кого еще не начала заметно редеть шевелюра. Среди таких женщин могут быть и замуж­ние, но не носящие обручального кольца. Тут уж ваш успех будет зависеть от стажа их супружеской жизни и степени удовлетворенности мужьями.

Вообще говоря, разговор о замужних женщинах стоит отдельного отступления. Именно они знакомят­ся с вами, отвечают на вопросы и поддерживают раз­говор столь охотно, что вам остается только слушать и поддакивать. Это и понятно – им требуется чисто психологическое подтверждение их неутраченной женской привлекательности, подтверждение того, что они еще интересуют других мужчин, помимо собст­венного мужа. Кроме того, небольшой забавный эпи­зод типа игривой беседы с молодым человеком удачно разнообразит супружеский разговор перед сном или болтовню с подругами на работе. Поэтому не особенно обольщайтесь легкостью, с которой завязался разго­вор, и будьте готовы к тому, что перед самым подъез­дом с вами мило попрощаются, искренне поблагода­рив за приятное общение и лукаво посетовав на ревнивого мужа. Не выказывайте при этом досады, а весело улыбнитесь и пожелайте ей счастья в личной жизни. Ничего страшного не произошло, просто вы доставили другому человеку небольшую радость, ук­репив его уверенность в себе. Ну и прекрасно!

И все же я бы не рекомендовал знакомство с за­мужними женщинами, особенно если вы видите обру­чальное кольцо на пальце ее руки. Во-первых, встречи с ними всегда будут сопровождаться массой условий и ограничений ("только на несколько часов", "пить се­годня не могу", "необходимо позвонить мужу и предупредить, что задерживаюсь" и т. д.). Во-вторых, вам придется или учиться разговаривать по телефону женским голосом, или ждать звонка самому, что весь­ма утомительно. На ночь они остаться не могут, по­звонить им тогда, когда вам хочется встретиться, весь­ма сложно - короче, не стремитесь наставить рога – почет невелик, зато хлопоты изрядны.

Но вернемся к нашей любимой возрастной катего­рии 23–28 лет. Средний случай опытности (от 2 до 5 любовных связей) мы уже описали, упомянем теперь и о двух крайних. Первый – это тот, представитель­ницы которого ласково именуются в народе одним коротким словом, служившим в старину синонимом слову "прелесть". Причем мы имеем в виду не про­фессионалок, а тех, кто в силу своего темперамента любит мужчин и охотно их меняет. С ними не возни­кает особых сложностей ни при знакомстве, ни (если пользоваться презервативами) потом. Главное – это понравиться им своей напористостью, все остальное отходит на второй план, так что и советовать особен­но нечего. Но есть и другая крайность – те, кто, дожив до такого возраста, по каким-либо причинам (чаще всего в силу воспитания) ухитрились сохранить девственность. Вот здесь-то вас и подстерегают неже­лательные для любого мужчины сложности – начи­ная от необходимости глубоко неискренних клятв в любви и обещаний жениться, и кончая (с их стороны, разумеется) бессмысленными истериками, преследо­ваниями и угрозами. Так что будьте осмотрительны!

Идеальный вариант – это те, у кого есть опреде­ленный опыт, кто имеет в прошлом неудачную лю­бовь или несколько ничем не закончившихся связей. Определившись в жизни, они уже не ждут от нее иных потрясений, кроме замужества и ребенка. Как правило, среди них немало таких, кто дает брачные объявления в газетах, кому просто не везло в жизни, несмотря на привлекательную внешность. Однако они еще верят в будущее, а потому, если вы сами не настроены женить­ся, длительные романы с ними невозможны. Убедив­шись в несерьезности ваших намерений, они расстаются с вами гораздо легче, чем представительницы следую­щей возрастной категории – 28–35 лет, которая по своим характерным особенностям вплотную примыкает к предыдущей. Среди этой категории особенно велик процент разведенных и одиноких женщин, имеющих одного ребенка дошкольного или младшего школьного возраста. Их цель предельно ясна: они знают, что время уходит, а потому стремятся выйти замуж, хотя порой и утверждают обратное. С подоб­ными дамами сложностей приходится опасаться не до знакомства, а после, так что это выходит за рамки нашей работы. Избави вас Бог от лишней самонаде­янности и идиотской демонстрации того, что вы по­нимаете их истинное положение и снисходите до него. Комплекс этих дам заключается в том, что они зациклены на собственной неполноценности, а пото­му требуют непременного соблюдения всего ритуала ухаживания, к которому могут быть достаточно рав­нодушны женщины других возрастных категорий. Упаси их Боже просто приехать к вам в гости и лечь в постель! Нет, их приходится встречать с цветами на другом конце Москвы и везти к себе на такси. Впрочем, если вы это понимаете и не слишком этим тяготитесь, вас ожидает приятный роман, в процессе которого вы сможете отшлифовать свои познания в области техни­ки секса и довести их до совершенства. Многие из этих дам уже увядают и порой, когда они охотно и с нескрываемой гордостью демонстрируют свои фото­графии в 18–20-летнем возрасте, становится чертов­ски жаль, что встреча произошла столь поздно. И пусть они не догадываются, что вы испытываете при этом чувства человека, которому приходится доволь­ствоваться чужими объедками. Потому что дело здесь не в вашей жестокости, а в неумолимой жестокости времени.

Еще раз повторим, что из всех возрастных катего­рий наиболее перспективна – в смысле внешности, простоты знакомства и возможности серьезного лю­бовного романа, способного даже перерасти в же­нитьбу и поставить крест на вашей уличной карьере – категория 23–28-летних женщин, имевших в жизни от двух до пяти любовных связей. Именно о них герцог Франсуа де Ларошфуко, почему-то очень нелюбимый Дюма, сказал в свое время замечательную фразу: "На свете немало женщин, у которых не было ни одной любовной связи, но очень мало таких, у которых была только одна".

В этом месте нам представляется необходимым сделать еще одно отступление и поговорить о знаком­ствах с иногородними женщинами. В отличие от мос­квичек, они свободнее заговаривают на улицах, но зато и держатся более настороженно, наслушавшись рассказов об ужасах столицы, по которой бродят или мошенники, или больные СПИДом. В гости они вас пригласить не могут – поэтому рассчитывайте лишь на собственные варианты. Я бы не рискнул утверж­дать, что москвички более порочны, а провинциалки более целомудренны, но довольно ощутимое различие все же существует и заключается оно в отношении к своему "падению". Провинциалкам может показать­ся, что своей быстрой победой вы их унизили. Порой их терзают банальные мысли: "Ах, если бы меня сей­час вид ел (а)..." Короче, комплекс неполноценности перед столицей будет проявляться именно в этом. Если вы не намерены жениться, будьте особенно ос­торожны с ними по причинам, о которых незачем рас­пространяться ввиду их полной очевидности. Кстати, провинциалок легче всего распознать по произноше­нию и по тому, насколько легко они откликаются на любой ваш вопрос, на любое ваше обращение.

А как быть, когда вы сами приезжаете в другой город и хотите завести роман с одной из его очарова­тельных обитательниц? Если это крупный город и вы в нем достаточно хорошо ориентируетесь, то, может быть, и не стоит сразу выдавать в себе приезжего – любая женщина всегда думает о перспективе, притом не в отдаленном будущем, а в ближайшем. Другое дело, если вы приехали на короткий срок и у вас про­сто нет времени для основательного ухаживания. Тут вам остается полагаться только на Фортуну! Ореол столичного жителя скорее поможет, чем повредит.

Но главный совет – знакомьтесь чаще, совершен­ствуйте свою квалификацию, имейте в записной книжке телефоны девушек всех трех этих категорий – и тогда у вас не будет оснований роптать на жизнь. Учтите, что познакомиться с дамой из высшей катего­рии вам будет намного легче, если вы до этого уже "натренировались" на представительницах двух дру­гих. Ибо "творческий" опыт постоянного общения придаст вам тот блеск в глазах, ту легкость и склон­ность к импровизации, которые необходимы для ус­пеха. Помните слова великого Овидия:

 

...Кроме того, хорошо иметь двух возлюбленных сразу,

Если же можно троих – это надежней всего. ...

Кто позаботился впрок о двойном для себя утешеньи,

Тот уж заранее взял в битве победный венок.

 

В вашем гардеробе должна быть и простая повсе­дневная одежда вроде куртки и джинсов, и любимый, самый удобный костюм, и, наконец, дорогой и ши­карный выходной костюм, который вы приберегаете для свадьбы и надеваете в особо торжественных слу­чаях, чтобы произвести неизгладимое впечатление. Не обвиняйте меня в цинизме, но и с женщинами дело обстоит подобным образом: вам требуется и про­стенькая, непритязательная любовница, которую всегда можно "выписать" по телефону и которая не будет вам стоить ни особых затрат, ни изрядных ду­шевных усилий. Она нужна для того, чтобы отдать дань природе и не забивать голову ненужными забота­ми. Девушка из второй категории нужна вам для души, для дружбы, для доверительного разговора в постели и вне ее, для знакомства с мамой и друзья­ми–и как наиболее вероятный финал вашей карье­ры уличного ловеласа. А уж если повезет заиметь даму из высшей категории, можете рассматривать ее как подарок судьбы, счастье, "праздник, который всегда с тобой". Именно благодаря ей вы и сможете полнос­тью самоутвердиться и почить на лаврах обольстите­ля. Обеспечьте себе тылы простенькой возлюбленной, которая всегда будет ждать вашего звонка, если на­пьетесь или поссоритесь с хорошенькой, и можете смело приступать к осаде дамы из высшей категории.

 

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЫЕ СЛУЧАИ

В предыдущей главе мы разбирали самый предпо­чтительный вариант знакомств – знакомство "один на один", когда все зависит только от вашей ловкости. А что можно сказать о знакомстве "двое на двое", "один с двумя" или "двое с одной"? Возьмем случай первый: вы с приятелем пытаетесь познакомиться с двумя подругами. Эта ситуация, как правило, чревата одним серьезным недостатком: в 90 процентах случа­ев одна из подруг окажется очень ничего, а вторая – "тоже ничего, когда выпьешь". Пользуясь классифи­кацией из предыдущей главы, можно сказать, что они принадлежат к двум разным категориям. Поэтому между вами и вашим приятелем может возникнуть весьма щекотливое соперничество, а в итоге вы оба останетесь с ... хотел сказать носом, но нос здесь ни при чем. Что касается общей методики таких зна­комств, главным их условием является возможность совместного времяпрепровождения – и не в буду­щем, а прямо сейчас. Это – совершенно очевидная истина. Если же вы договоритесь встретиться в буду­щем, то я на 95 процентов уверен в том, что эта встре­ча по самым разным причинам просто не состоится.

Для знакомства сразу с двумя подругами у вас есть в запасе три возможные ситуации: во-первых, обра­титься к ним со своим предложением напрямую (есте­ственно, оно не должно быть сформулировано грубо и однозначно, типа: "Поедемте в номера"). Во-вто­рых, – и это более забавно, – вести беседу с прияте­лем так, чтобы дамы могли ее слышать:

"– Не кажется ли тебе, мой друг, что эти очарова­тельные девушки, как и мы, никуда не торопятся?

– Не только кажется, друг мой, но я даже уверен в этом.

– В таком случае, не обратиться ли к ним с нашим предложением?

– Непременно обратиться".

И в-третьих, воспользовавшись тем, что одна из них на минутку отлучилась, кому-то из вас познако­миться с оставшейся. Потом уже вы представляете друга, а она – подругу. Выбор зависит от конкретных обстоятельств, но лично я предпочитаю третий вари­ант, в крайнем случае второй.

Если же дама только одна, а вас двое, лучше всего попросить вашего приятеля отойти в сторонку. Толь­ко подростки, пытаясь скрыть свою стеснительность, бегают стаями; солидный человек знакомится один. А у вас уже должно быть достаточно уверенности, чтобы действовать самостоятельно. Правда, когда вы все-таки знакомитесь вдвоем, это несколько облегчает за­дачу. "Вот мы тут с приятелем поспорили по поводу вас на тему..." (тема может быть любой, даже фри­вольной, например, чулки на ней надеты или колгот­ки). Ум хорошо, а два мужских целенаправленных ума лучше! Но главный вопрос – кого из вас двоих она предпочтет, поскольку при любом групповом знаком­стве один играет роль солиста, остальные – статистов.

Одному знакомиться с двумя дамами весьма и весьма сложно. Тут трудно даже давать какие-либо общие рекомендации, кроме одной: выбирайте их по принципу "легкого поведения", ибо с серьезными женщинами удается легко познакомиться лишь благо­даря максимально конкретному предлогу (идете к приятелю на день рождения и не хотели бы приходить один и т. п.). Тем более что, скорее всего, телефон вам придется оставлять свой, а позвонят ли вам они, посо­вещавшись, – еще вопрос. Один женский ум – тер­пимо, но два – значительно хуже. Будет неплохо, если вы наберетесь терпения и дождетесь того, чтобы они расстались. Или – на крайний случай, если дам не две, а три, – вежливо подойдите к понравившейся на глазах у заинтересованных подруг, отзовите ее в сторону и, признавшись во внезапно и необъяснимо вспыхнувшей симпатии, попросите номер телефона. Если вы человек обаятельный, то может и получиться.

Теперь несколько слов по поводу знакомств в спе­циально отведенных местах – то есть там, где люди либо стоят, либо сидят, либо прогуливаются: напри­мер, в парках, скверах, на концертах и фестивалях под открытым небом. Один мой приятель, побывавший на Западе, уверял, что на улицах там не знакомятся, по­тому что, помня об уличной преступности, человек зажат и чувствует себя скованно и настороженно. Кроме того, там хорошо развита взаимовыручка, и, если ты заговоришь с женщиной, остальные будут краем глаза следить за тем, чтобы ты ее не обидел. Да и вообще улица – это место профессионалок. А вот на фестивалях и демонстрациях эти препятствия отпа­дают, и нормальные люди знакомятся или именно там, или через службы знакомств. Ну что ж, и у нас постепенно складывается сходная ситуация. Вот толь­ко радоваться этому или огорчаться?

И в заключение этой главы пару слов об альтерна­тивных способах – через службы знакомств или по телефону. Надейтесь на них не больше, чем на денежно-вещевую лотерею. Во-первых, там слишком велика конкуренция, и на каждое объявление симпатич­ной женщины откликаются десятки мужчин, так что до вас очередь может просто не дойти. А ведь при уличном знакомстве вы вне конкуренции! Во-вторых, главной всегда остается чисто визуальная симпатия. При заочном знакомстве вам может нравиться ее голос, вы поражаетесь ее умным речам и письмам, вам может даже приглянуться ее фотография, но стоит , вам встретиться и... "извините, я отойду на минутку купить сигарет". Учтите, здесь выбираете не вы, здесь выбирают вас, а это всегда намного хуже. Тем более что главное назначение вышеупомянутых служб – помочь найти спутника жизни стеснительным и замкнутым людям, которые не способны сами о себе позаботиться, руководствуясь нашим трактатом.

 

ПРИМЕРЫ УЛИЧНЫХ ЗНАКОМСТВ ИЗ ЖИЗНИ И ЛИТЕРАТУРЫ

Разберем теперь несколько конкретных примеров и посмотрим, какую пользу мы могли бы из них из­влечь в добавление к нашим правилам и советам.

"Повинуясь этому желтому знаку, я тоже свернул в переулок и пошел по ее следам. Мы шли по криво­му, скучному переулку безмолвно, я по одной сторо­не, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души. Я мучился, потому что мне казалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вы­молвлю ни единого слова, а она уйдет, и я больше ни­когда ее не увижу. И, вообразите, внезапно заговори­ла она:

– Нравятся ли вам мои цветы?" (М.Булгаков, "Мастер и Маргарита").

Продолжение этой знаменитой истории вы, ко­нечно же, помните. Но обратите внимание, что автор облегчает задачу героя, отводя активную роль герои­не. Может быть, тем самым он хочет показать необыч­ность этого знакомства, подчеркнутую словами Мас­тера, "...любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих". Но если вы окажетесь в подобном поло­жении, то неужели станете ждать, что ваша дама заго­ворит первой? Не лучше ли самому поразить ее не­ожиданным признанием типа: "Мне очень не нравятся ваши цветы, выбросите их, а я куплю вам другие"?

В моей собственной практике был, пожалуй, толь­ко один случай, когда дама заговорила первой. Это произошло летом, теплым июльским вечером. Во вто­ром часу ночи я пешком возвращался домой в состоя­нии легкого подпития. И вдруг с противоположной стороны улицы быстро подбежала очень симпатичная молодая женщина с приятным южным акцентом. Самое интересное, что она тоже оказалась слегка на­веселе, и я сразу это понял, как только она произнесла: – Вы не могли бы проводить меня домой, а то уже поздно, и я боюсь идти одна?

Какой мужчина откажет в такой просьбе! Я лишь поинтересовался, чей дом она имеет в виду: мой или ее собственный? Она заявила, что для начала хотела бы попасть к себе, "а там посмотрим". Я же всю доро­гу убеждал ее в обратном, настаивая на том, что "смотреть надо сейчас". И мы очень мило препира­лись до тех пор, пока неизвестно откуда не появился вдруг какой-то плюгавый молчаливый мужичонка, в котором она признала своего мужа, кокетливо побла­годарив меня за помощь. Самое обидное, что в этот момент мы уже находились возле моего подъезда... Вот так в течение каких-то пяти минут я обрел и поте­рял очень романтичное знакомство, а естественную досаду пришлось лечить коньяком.

А вот еще один экстраординарный способ знаком­ства, который можно назвать "Помощь даме в крити­ческой ситуации".

"Женщина шла наискосок прямо на Равика. Она шла быстро, но каким-то нетвердым шагом. Равик за­метил ее лишь тогда, когда она оказалась почти рядом... Женщина прошла так близко, что едва не за­дела его. Он протянул руку и схватил ее за локоть. Она пошатнулась и, вероятно, упала бы, если бы он ее не удержал. Равик крепко сжал руку женщины.

– Куда вы? – спросил он, немного помедлив. Женщина смотрела на него в упор.

– Пустите! – прошептала она. Равик ничего не ответил. Он по-прежнему крепко держал ее за руку. – Пустите меня! Что это?..

– Куда же вы в самом деле? Ночью, одна, в столь поздний час в Париже? – спокойно спросил он и от­пустил ее руку. Женщина молчала, но с места не сдви­нулась" (Э.-М. Ремарк. "Триумфальная арка").

Другой пример на ту же тему, только на этот раз в комических тонах.

"Я уже вставал, когда появились те двое. Они шли в мою сторону, и довольно быстро. Женщина шла впереди с нахмуренным лицом, а Старик бормотал что-то просительно и пытался взять ее за руку. Они почти поравнялись с моим столиком, когда незнаком­ка остановилась и, обернувшись, почти крикнула:

– Оставите вы меня наконец в покое?

Девушка оглянулась, словно ища помощи, и ее взгляд остановился на мне. Не могу сказать точно, что выражал этот взгляд, но я встал и немедленно напра­вился к Старику.

– Оставьте даму в покое, – потребовал я. – Что за глупость гоняться за женщинами в такую жару?.. – Я взял его руку повыше локтя и потихоньку сжимал пальцы до тех пор, пока Старик не выпустил локоть девушки. Официант с сонным лицом наблюдал за раз­витием событий, стоя в дверях кофейни.

– Дама – моя знакомая, – объяснил я, обраща­ясь скорее к официанту, чем к Старику. – Сударыня, не сядете ли вы за мой столик?.

Она несколько растерянно взглянула на меня, но села на предложенный ей стул" (Б. Райнов. "Моя не­знакомка").

Основываясь на собственном опыте, в котором, к сожалению, не было ни ночных знакомств в Париже, ни дневных в Венеции, я тем не менее вынужден кон­статировать, что авторы вышеописанных способов недо­учли характерных особенностей женской психологии, а рассуждали с точки зрения психологии мужской. Мне доводилось утешать плачущих девушек в метро или выслушивать в сквере предельно откровенные ис­поведи замужних женщин, находившихся в критической ситуации, но ни разу приобретенное таким образом знакомство не имело продолжения. Мне трудно вы­вести отсюда какое-то общее правило или придумать иное объяснение, кроме следующего. Искренние жа­лобы и излияния особенно хороши тогда, когда ты делишься с совершенно незнакомым человеком. А повторная встреча с ним может вызвать лишь непри­ятные ассоциации. Так что не рассчитывайте на жен­скую благодарность и, кроме того, остерегайтесь тех неприятностей, которые легко могут возникнуть из-за вашего вмешательства в какой-нибудь конфликт.

И в заключение мне бы хотелось в виде историчес­кого курьеза привести два способа уличных знакомств XIX века. Одно из них состоялось в России, другое – в Америке.

"Только Лизавета Ивановна успела снять капот и шляпу, как уже графиня послала за ней и велела опять подавать карету. Они пошли садиться. В то самое время, как два лакея приподняли старуху и просунули в дверцы, Лизавета Ивановна у самого колеса увидела своего инженера; он схватил ее руку; она не могла опомниться от испугу, молодой человек исчез: письмо осталось в ее руке... Лизавета Ивановна решила отве­чать... "Я уверена, – писала она, – что вы имеете честные намерения и что вы не хотели оскорбить меня необдуманным поступком; но знакомство наше не должно бы начаться таким образом. Возвращаю вам письмо ваше и надеюсь, что не буду впредь иметь причины жаловаться на незаслуженное неуважение" (А. С. Пушкин. "Пиковая дама").

Занятное различие между девушками строгих пра­вил и скучающими женами – не так ли? Сейчас, увы, такие замечательно простые способы уже не годятся, а переписка через службы знакомств утомительна и малообещающа. И хотя мы лишены возможности писать записки, зато у нас есть телефон. Поэтому не торопи­тесь вешать трубку, если очаровательный женский голос, ошибившись номером, попросит какого-ни­будь "Сергея". А если ошибетесь сами, признайтесь в том, что ни одна из ваших ошибок еще не доставляла вам такого удовольствия. В моей жизни были очень интересные знакомства, начавшиеся подобным обра­зом. Так что, если прочитанный трактат не убедил вас в преимуществах уличных знакомств, не преисполнил решимости и духа авантюризма, вам остается только уповать на телефон.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Не торопитесь заводить себе машину, иначе вам придется знакомиться лишь по брачному объявле­нию, и у вас есть шанс навсегда остаться холостым. Никакая машина не предоставит вам столько возмож­ностей найти свою судьбу, как поездки в обществен­ном транспорте или прогулки по улицам.

Помните простую истину: ни один возраст не дол­говечен, и "всему свой час и время всякому делу под небесами". Ищите жгучих волнений, и пусть дух аван­тюризма горячит вашу кровь и обогащает жизненный опыт. Ведь когда-то наступит такое время, когда вам придется, пользуясь выражением О. Генри, "начать свою старческую болтовню у камина". И что вы тогда расскажете своим внукам, после слов "вот я в вашем возрасте..."? Тогда уже поздно будет сетовать на глу­пую стеснительность и робость, а потому именно сей­час не теряйте времени даром.

Неудачные знакомства забываются очень скоро, удачные же остаются с вами до конца – старыми фо­тографиями, воспоминаниями и чувствами, которые будут согревать вашу душу в тяжелые минуты. Жизнь – великолепная игра, так что играйте смело, руководствуясь при этом теми правилами, о которых я вам рассказал, и импровизируя самостоятельно. Удачи же вам!»

На этих словах Хромого Беса Самбулов проснулся окончательно.

 

Глава 14. О ТОМ, ЧТО ЕЩЕ ХРОМОЙ БЕС ПОКАЗАЛ СТУДЕНТУ

– Замечательный трактат, – произнес студент после того, как умылся и выпил кофе. – И это все, у него нет продолжения?

– Есть кое-какие наброски двух последующих частей, – ответил Асмодей. – Видимо, автор еще только собирается их написать.

– Все равно, – сразу заинтересовался Самбулов, – прочти или перескажи, что там еще имеется.

– Ну, тут совсем немного, – и Бес перелистал тетрадь. – Вторая часть будет называться «Приметы соблазна», и в ней автор собирается показать наибо­лее общие приемы соблазнения женщин...

– Но это же еще интереснее!

– Да, но, судя по его творческим мукам, и намно­го сложнее. В предисловии к этому второму трактату автор размышляет о том, что женщин соблазняют, во-первых, с помощью общественного положения – то есть славы или власти, во-вторых, с помощью внеш­ности или обаяния, в-третьих, с помощью денег и «красивой» жизни. Но по этим трем пунктам ему ре­шительно нечего посоветовать, и потому предметом своего рассмотрения он избрал четвертый способ: как соблазнить, используя подходящий момент. Исходя из того, что большинство удач приходится на вторую после знакомства встречу, наш автор намеревается подробно разобрать некоторые проблемы. Например, что нужно говорить во время телефонного разговора и как назначать свидание; какой повод является наибо­лее подходящим для того, чтобы пригласить даму к себе домой; как нужно себя вести, если она начинает сопротивляться...

– Ну и как же? – не выдержал Самбулов, вспом­нив вчерашнее приключение с Мариной.

– Автор приходит к выводу, что сломить сопро­тивление можно комбинированным способом с ис­пользованием и силы, и ласки, при этом вы не должны терять чувства юмора, чтобы не стать пошлым и гру­бым. Ну и наконец он говорит о том, как себя вести в случае успеха или неудачи. Кстати, – и тут Хромой Бес отложил фолиант в сторону, – поскольку поэты, как правило, – отъявленные нарушители обществен­ных устоев, пьяницы и развратники, они мне очень симпатичны, и я принимаю большое участие в их судьбе. Сейчас мне вспомнился еще один способ, ко­торым они пытаются соблазнять женщин и о котором забыл упомянуть автор этого трактата.

– И что это за способ?

– Запугивание бедных женщин призраком неизбежной смерти с тем, чтобы отвлечь их от моральных принципов, которыми они так любят украшаться, и внушить эпикурейское отношение к жизни. Разумеет­ся, не ко всем женщинам это применимо, ибо многие из них страшатся того, что будет с ними после смерти, гораздо сильнее того, что может произойти при жизни. В Древней Греции примером тому служат юные жительницы Милета, которые прервали свой очаровательный обычай вешаться в порядке живой очереди во исполнение нелепого религиозного обета лишь после того, как отцы города пригрозили им, что каждую повесившуюся будут за ту же веревку голой волочись по городу.

– Полагаю, бедным девочкам это показалось че­ресчур неприличным? – усмехнулся студент.

– Совершенно верно, – подтвердил Асмодей, – и их душевное целомудрие спасло город от вымирания. Итак, что же писали поэты разных времен и народов, угрожая женщинам неизбежной кончиной? Начйем с Асклепиада Самосского:

 

Брось свою девственность, что тебе в ней, за порогом Аида

Ты не найдешь никого, кто полюбил бы тебя.

Только живущим даны наслажденья любви, в Ахероне;

После, о дева, лежать, будем мы, кости и прах.

 

А вот и бессмертный Овидий:

 

Ты, что ныне строга к влюбленным поклонникам, вспомни:

Горько старухою быть на одиноком одре!

Не затрещит твоя дверь под напором ночного гуляки,

Не соберешь поутру россыпи роз под окном. ...

Пользуйся, годы не ждут, скользя в легкокрылом полете;

Радости ранней поры поздней порой не придут. ...

Только нам нет облегчения в непрерывных утратах –

Рвите же розы, пока в прах не опали они!

 

Омар Хайям, не надеясь на проникновенность своего поэтического слова, присовокупляет к нему и свое обычное предложение выпить «на брудершафт»:

 

День завтрашний – увы! – сокрыт от наших глаз.

Спеши использовать летящий в бездну час.

Пей, луноликая! Как часто будет месяц

Всходить на небосвод, уже не видя нас.

 

Пьер Ронсар как истинный француз весьма напо­рист и откровенен:

 

Час пробьет – спасенья нет –

Губ твоих поблекнет цвет,

Ляжешь в землю ты сырую.

И тоща я, мертвый сам,

Не признаюсь мертвецам,

Что любил тебя живую.

Все, чем ныне ты горда,

Все истлеет без следа –

Щеки, лоб, глаза и губы.

Только желтый череп твой

Глянет страшной наготой

И в гробу оскалит зубы.

Так живи, пока жива,

Дай любви ее права –

Но глаза твои так строги!

Ты б с досады умерла,

Если б только поняла,

Что теряют недотроги!

 

Когда же потрясание перед изумленной девушкой всеми этими могильными побрякушками не приводит к желаемому результату, поэты склонны впадать в от­чаяние и клянутся отдать жизнь за одну только ночь любви, лукаво забывая о том, что после одной ночи захочется и вторую, а расплачиваться уже будет нечем. К счастью, они не очень склонны переходить от слов к делу, иначе скольких поэтических шедевров мы бы сейчас не досчитались! Тем не менее взаимоотноше­ния между любовью и смертью, как их понимала ца­рица Клеопатра,

 

Кто к торгу страстному приступит?

Свою любовь я продаю,

Скажите, кто меж вами купит

Ценою жизни ночь мою? –

 

во все времена были достаточно популярны, и многие из поэтов готовы были воскликнуть вслед за Ронсаром: «В твоих объятьях даже смерть желанна!» – хотя и с разной степенью искренности. Остроумнее всех здесь опять же оказался Овидий:

 

Мне же да будет дано истощиться в волнениях страсти,

Пусть за любовным трудом смерть отпускную мне даст,

И со слезами пускай кто-нибудь на моем погребенье

Скажет: «Кончина твоя жизни достойна твоей!»

 

– А ты был с ним знаком? – поинтересовался Самбулов, на что Бес слегка обиженно сдвинул брови:

– А кто, по-твоему, диктовал ему «Науку любви»? – и он снова взялся за отложенный фоли­ант. – Ага, вот тут есть отрывок, который должен был войти в третью часть. Автор собирался озаглавить ее «Комедия секса» и, руководствуясь пособиями по тех­нике секса, сопроводить каждую любовную позу каким-то юмористическим комментарием.

– И к какой же позе относится этот отрывок?

– Китайцы называли ее «тигр готовится прыг­нуть», – усмехнулся Асмодей и, заметив азартный блеск в глазах своего подопечного, не стал дожидать­ся дальнейших просьб, а громко прочел вслух.

«В некоторых сексуальных позах есть животная унизительность, которая служит повышенным источ­ником ревности. Нельзя преклоняться перед женщи­ной, о чей голый зад ты со всего размаха шлепаешь бедрами, сверля взглядом ее вздрагивающий, покор­ный затылок. Ведь ты знакомился и влюблялся в блеск ее глаз, аромат волос, милые гримасы губ, но никак не в белые упругие ягодицы, между которыми вновь и вновь ныряет твой твердый член. Я почти не стану ревновать, если моя любовь будет сходить с ума от моего блестящего соперника, однако дальше страстных поцелуев у них дело не сдвинется; но я свихнусь от ревности, если вдруг узнаю, что она слу­чайно, может быть, сама того не желая, имела с самым ничтожным негодяем нечто подобное тому, что я только что описал. Один мой друг, правда, уве­рял, что дело здесь не в позе, а в самой женщине. О том, что ты вытворял с самой пикантной и самоуве­ренной дамой, невольно забываешь, когда, уже одетая, она выходит из ванной. Ее тон и манера поведения могут измениться столь резко, что уже не осмелишься положить руку на ее колено...»

– Замечательно! – восхитился Самбулов. – Это намного интереснее той дешевой эротики, которую издают в самых завлекательных обложках. Кстати, а что в этот момент делает сам автор? Мне было бы любопытно взглянуть на этого человека, тем более что я за­мечательно выспался и теперь готов к продолжению нашей прогулки.

– Ну что ж, в таком случае давай отправимся в очередной полет и вознесемся туда, откуда нам все будет видно.

Сказано – сделано, и вот уже оба приятеля проле­тели над Москвой, любуясь ее осенней панорамой, ярко освещенной лучами нежаркого октябрьского со­лнца, и опустились на крышу высотки на площади Восстания. Подождав, пока Самбулов осмотрится по сторонам, Хромой Бес указал ему на скромную квар­тиру в старом особняке по другую сторону площади, заполненной плотным потоком машин.

– А вон и наш автор!

– Это тот симпатичный блондин лет тридцати, с мечтательными глазами?

– Да, именно он. Как видишь, опять сидит за сто­лом и пишет... Впрочем, если хочешь, мы можем за­глянуть ему через плечо и посмотреть, что он там опять насочинял.

– Разумеется, хочу.

Через секунду зрение Самбулова вдруг обостри­лось до такой степени, что он без труда смог разобрать все написанное, как если бы оно было спроецировано на экран.

«Бывают ошибки и заблуждения, к которым мы вырабатываем иммунитет и из которых вырастаем, как из детских штанов, чтобы потом уже больше не тратить на них драгоценного времени жизни. Но бы­вают и те, что изменчивой тенью способны преследо­вать нас постоянно. Застенчивость, нерешительность, мнительность – все это разные названия той болезни подросткового возраста, которая, дотянувшись до возраста взрослого, способна так же отравить яркость и красоту мира, как и добровольное заточение. Сквозь прутья решетки застенчивости мы лишь робко прово­жаем взглядом проходящих мимо красавиц, в узкое окно нерешительности до нас слабо доносятся звуки веселого карнавала жизни, трепетная лихорадка мнительности приковывает нас к продавленному дивану _Не хуже гриппа.

Впрочем, эта болезнь губительна лишь для ее жал­кого обладателя, в то время как ни на чем не основан­ная самоуверенность, хамство, бесцеремонность и беззастенчивость способны отравить жизнь окружаю­щим, подобно уроду, никак не скрывающему своего уродства. Где же середина между двумя этими вопию­щими крайностями?

У ароматного пирога жизни есть три самых аппе­титных куска – это творчество, власть и любовь. Те одаренные счастливцы, которые благодаря своему таланту добиваются успеха в творчестве, обретают уверенность в себе как в личности самоценно-непо­вторимой, без которой человеческая коллекция будет явно неполной. Талант – это та блестящая звезда героя, что позволяет сознавать свою цену даже тогда, когда прозябаешь в нищете. "Я могу сотворить то, чего никто другой сделать не может, и осталось только убедить в этом остальных!" И пусть ныне благоприят­ные времена для иных талантов – ты самодовлеющ, и твоя уникальная творческая искра способна осветить и самые безнадежные дни. Но насколько же ты уверен в себе, если человечество дорожит каждой написан­ной тобой строкой, жадно ловит каждое сказанное тобой слово, нетерпеливо задает тебе те вопросы, ко­торые задавались еще библейским мудрецам пять тысяч лет назад. Ты – фокус пытливых взглядов и светишься уже не столько своим, сколько отражен­ным светом.

Красота – это тоже своеобразный талант, позво­ляющий собирать щедрую жатву на ниве любви. Жен­щина, которая перестает ловить на себе заинтересо­ванные мужские взгляды, будет чувствовать себя не лучше мужчины, давно не имевшего женщин. И она отправляется в парикмахерскую или меняет космети­ку, в то время как он идет в пивную жаловаться на свою пропащую жизнь товарищам по несчастью. Но если ты любим, если ты знаешь, что нравишься, каж­дое твое движение, взгляд, улыбка, небрежно сказанное слово приобретают особый оттенок и значимость. За тобой следят с восхищением – ведь ты кому-то не­обходим, пусть не всему человечеству, но той его части, которая имела удовольствие попасть в золотой круг твоего обаяния. И, чувствуя это, нежась в лучах любви, ты и сам не замечаешь, как твои глаза приоб­ретают плотоядный блеск: "Я хорош, нужен, любим – я в этом уверен по прежнему опыту и смотрю в буду­щее с оптимизмом".

В отсутствие двух этих талантов остается лишь тре­тий путь, возводящий на вершину уверенности в себе, это путь к власти – самому сильному изо всех силь­ных удовольствий. Движение твоего пера, твоей мысли, твоих губ, отдающих приказание, изменяют жизнь иных, зависимых от тебя людей – и оттого бронзовеет твоя походка, становится суровым голос и надменным взгляд. Совершенно неведомые тебе люди попадают под влияние твоего настроения, пищеваре­ния, самомнения – и ты становишься частью госу­дарственного универсума, ты значим волей других, придающей невиданную силу твоей собственной воле.

Талант, красота, власть – вот наиболее ценимые качества, обладая которыми ты можешь задаваться любой, самой серьезной и прекрасной целью. И, если их признают за тобой другие, не это ли верный при­знак счастья как того великолепного чувства, кото­рое позволяет понять, далек ли ты от смысла собст­венной жизни или, напротив, весьма и весьма к нему близок? Самоуверенность – это уверенность в тебе других...»

– Обрати внимание, как это близко к тому, о чем я тебе уже говорил, – произнес Хромой Бес, дождав­шись, пока Самбулов дочитает до конца. – Если счас­тье – это удовлетворенная гордость, то самоуверен­ность – верный признак того, насколько ты близок к своему счастью.

– А насколько близок к нему автор всех этих рас­суждений? – не без ехидства поинтересовался Самбулов. – Я почему-то уверен, что трактаты о самоуве­ренности пишут очень застенчивые люди...

– И в этом ты прав, – согласился Асмодей. – Тем более что поводом для данного сочинения послужило вчерашнее приключение нашего автора. Он в очередной раз отправился тренировать свою самоуверенность, то есть приставать к женщинам на улицах, руководству­ясь правилами собственного трактата. Однако, дабы обрести тот самый кураж, о котором он так много рас­пространялся, наш автор непрерывно накачивался пивом, что его и погубило. В тот самый момент, когда ему удалось разговорить весьма симпатичную особу и он уже облизывал губы в предвкушении дальнейших перспектив, у него вдруг возникло острое желание не­медленно избавиться от излишков пива. Не доведя свое приключение до конца и стремительно простив­шись, бедняга бросился в ближайшие кусты.

– Отсюда можно сделать только один вывод, – глубокомысленно заметил студент. – Знакомиться надо после нескольких рюмок коньяка. Однако меня весьма заинтересовала тема власти. Быть может, потому, что сам я полностью лишен властолюбия и поэтому, наверное, не испытываю никаких симпатий к полити­кам. Ну действительно, чем меньше у человека иных талантов, тем сильнее в нем развито властолюбие. Можно подумать, что комплекс неполноценности ус­пешнее всего излечивается именно в коридорах власти.

– И не только там, – подхватил Хромой Бес. – Думаешь, муж, который требует от жены полного и беспрекословного выполнения всех своих прихотей, одержим властолюбием в меньшей степени, чем какой-нибудь диктатор? А самый мелкий чиновник, строго требующий от посетителей соблюдения беско­нечного количества ненужных формальностей? Что уж говорить о крупных... Достаточно вспомнить не­давний анекдот, когда начальник «Мосэнерго» отключил электричество за неуплату долгов у Центра управле­ния ракетными войсками стратегического назначе­ния. А разбогатевший нувориш разве не ценит свои деньги больше всего именно за то, что они дают ему власть над другими людьми? Да что там говорить! Когда в цирке дрессировщик измывается над львами или бегемотами, разве не власти он хочет над своими дикими питомцами? Я уж не говорю о мафии и воен­ных, где жесткая иерархия подчинения является обя­зательным условием существования самой системы. Да те же наемные убийцы, разве не чувствуют опьяне­ния от власти над жизнью других, ничего не подозре­вающих о своей скорой смерти людей? Один великий писатель заявил, что главные несчастья этой стра­ны – дураки и плохие дорога. Однако в своих сочине­ниях он описал и еще два ее порока, на мой взгляд, даже более существенные. Это – пьянство и государ­ственный беспредел. Если хочешь, я приведу тебе некоторые примеры того и другого.

– Разумеется, хочу, – тут же откликнулся Самбулов, и Хромой Бес продолжил:

– Тогда начнем с пьянства. Обрати внимание вон на того небритого и всклокоченного молодца в потре­панной джинсовой куртке, который так неудачно вскрыл банку с пивом, что обрызгал проходившую мимо женщину.

– Вижу. Она возмущенно качает головой, а он, не обращая внимания, уже присосался к банке. Судя по всему, у него жуткое похмелье...

– И не только. С ним произошла кошмарная ис­тория, от которой он никак не может оправиться и потому время от времени так испуганно поглядывает по сторонам. Вчера вечером он допоздна засиделся в гостях у приятеля и так основательно набрался, что даже не помнит, когда отправился домой. Не помнит он и того, что в метро его не пустили, и тогда он решил вернуться назад, переночевать у своего друга. Проснувшись сегодня утром на каком-то диване, он огляделся по сторонам, и комната показалась ему зна­комой. Тогда он с трудом встал, подошел к окну и вы­глянул на улицу. Знакомый пейзаж окончательно убедил его в том, что он находится в квартире друга, откуда ушел накануне. Напившись воды из-под крана, он снова лег и уснул, а когда проснулся во второй раз, почувствовал себя немного лучше. «Где же пропадает этот хмырь? – подумал он о хозяине квартиры. – Надо бы послать его за пивом, а то сил нет поднять­ся...» И только тут он наконец обратил внимание на закрытую дверь соседней комнаты. Несколько раз ок­ликнув приятеля по имени и не дождавшись ответа, он снова встал, подошел к двери и открыл ее. На кро­вати лежал окровавленный труп сорокалетнего муж­чины с перерезанным горлом! Мигом протрезвев, наш герой пулей выскочил на улицу, побежал по улице и вдруг наткнулся на приятеля, выходившего из своего дома. Только тут злополучный гуляка сообразил, что вчера ночью угодил в средний из трех одинаковых домов, стоявших рядом, в то время как его друг жил в крайнем справа. И вот теперь он судорожно пьет пиво и лихорадочно размышляет, стоит ли заявлять в мили­цию о своем страшном открытии. Ведь в убийстве могут заподозрить и его самого!

– А он не дает себе страшных клятв бросить пить? – поинтересовался Самбулов.

– Нет, ему сейчас не до этого, – ответил Бес. – Но зато такую клятву дает себе вон тот девятнадцати­летний юноша, который, шатаясь, бредет по улице, что-то бормоча себе под нос. Он тоже вчера ухитрился напиться до полного беспамятства, но его приключение скорее комично, чем кошмарно. Он проснулся сегод­ня утром с чудовищной головной болью и обнаружил, что лежит совсем голый в чьей-то постели, а рядом похрапывает незнакомая женщина. Когда его дама наконец проснулась и повернулась к нему лицом, он невольно содрогнулся: ей было не меньше сорока пяти лет, а рот сверкал огромным количеством золо­тых зубов.

– Простите... – смущенно откашлявшись, произ­нес бедный студент и, не зная, что сказать, произнес фразу из классического анекдота: – Мы на «вы» или уже на «ты»?

– А ты ничего и не помнишь? – усмехнулась дама. – Даже того, как клялся мне вчера в любви и обещал жениться?

Несчастный юноша побледнел и чуть не упал в об­морок.

– Позволь же представиться еще раз, – кокетливо произнесла она, когда он немного пришел в себя. – Ольга – родная тетка Вероники...

И вот тут студент кое-что вспомнил. Вероника была его однокурсницей, в которую он был искренне влюблен и за которой упорно ухаживал. «Значит, я вчера пошел к ней...» – подумал он, а вслух спросил:

– Так это ее квартира?

– Да, мы здесь живем.

– А где же сама Вероника?

– Когда ты вчера явился в таком виде, она заяви­ла, что не желает смотреть на твою гнусную пьяную рожу, и ушла ночевать к Володьке.

– А кто такой Володька? – впадая в отчаяние, воскликнул студент.

– А... наш сосед, ее давний ухажер...

После этих слов несчастный студент зарыдал от ярости и ревности, кое-как оделся и, не обращая больше внимания на свою ночную возлюбленную, по­брел куда глаза глядят.

– Занятная история, – усмехнулся Самбулов, – этак и я, чего доброго, дам себе зарок не пить ничего, кроме пива.

– Пиво тоже способно сыграть злую шутку, – от­кликнулся Асмодей. – И вот тебе наглядное тому до­казательство. Видишь вон того, модно, хотя и небреж­но одетого мужчину? Он, чертыхаясь, пытается открыть дверцу собственной машины, никак не попа­дая ключом в прорезь замка!

– Да, и что?

– Это экономист одной торговой фирмы, у кото­рого в характере есть две интересные черты: он ужасно скуп во всем, что касается его отношений с партнера­ми и кредиторами, но зато очень щедр со своими лю­бовницами. Вчера он решил слегка расслабиться, купил десятилитровый бочонок немецкого пива и по­ехал к одному из своих друзей. Пиво было достаточно крепким, а потому наш экономист впал в такое бла­женное состояние, что мир ему показался раем, а все люди – ангелами. Он начал обзванивать своих кредиторов и возвращать им долги, а затем купил огромный букет и поехал к жене признаваться в любви. Но та, по вечной привычке всех российских жен, совсем не­кстати стала обвинять его в пьянстве и выяснять от­ношения. Желая побольнее задеть своего мужа, она что-то сказала о его половой несостоятельности. Разъярившись от такого оскорбления своих мужских достоинств и желая опровергнуть подобную напрас­лину, наш экономист немедленно поведал жене о че­тырех своих любовницах, добавив, что они все им очень довольны. Что было дальше, он не помнил, но утром обнаружил записку, в которой жена объявляла ему, что уходит. Освежив в памяти вчерашний день, он схватился за голову и сейчас собирается ехать к жене и умолять ее вернуться. Это ему, пожалуй, удаст­ся, но вот розданных денег обратно уже не собрать.

Теперь давай перейдем к чиновникам, – продол­жал Асмодей. – Для начала обрати внимание еще на одну семейную сцену.

Самбулов посмотрел в указанном направлении и увидел роскошно обставленную квартиру, где в окру­жении трех телевизоров муж и жена яростно упрекали друг друга.

– Этот государственный деятель, кстати, юрист по профессии, поставлен блюсти Основной Закон своей страны, то есть, другими словами, стоять на страже Конституции. Ему, как и другим деятелям подобного ранга, разумеется, полагается государственная дача. Сегодня он вывез оттуда телевизор, чтобы установить в своей личной квартире.

– То есть попросту украл? – уточнил Самбулов.

– Да, украл, – согласился Асмодей, – хотя про себя он это называет несколько иначе – «взял в арен­ду». Заметь, что аренда всегда предполагает какую-то плату, о чем в данном случае, конечно же, речь и не шла. Но дело в другом. Придя домой, он обнаружил, что супруга, не сказав ему ни слова, купила телевизор. Такое расточительство привело государственного мужа в ярость и вот, как видишь, теперь он занят тем, что гневно отчитывает свою жену.

– Но я вижу и третий телевизор, – заметил студент.

– А в соседних комнатах есть четвертый и пятый! Жадность, высокомерие и тупость – вот три харак­терных черты российской бюрократии, для которой любые благородные мотивы давным-давно стали при­крытием порочных поступков. А самый благородный, по их мнению, мотив – это «благо народа и государ­ства».

– И что же, с ними, я имею в виду чиновников, никак не совладать?

– Трудный вопрос, – отвечал Бес. – Ведь основ­ным оружием чиновника является его кабинет. Имен­но поэтому он столько времени уделяет его обстановке, заботясь о том, чтобы произвести как можно более внушительное впечатление. Главную роль здесь игра­ет грозный массивный стол, количество находящихся на нем телефонов; немаловажен также максимально ограниченный доступ посетителей. Самое неприятное для любого чиновника – когда его останавливают в коридоре, пытаясь выяснить какой-нибудь, пусть даже самый мелкий вопрос. Ведь находясь вне стен своего кабинета, он чувствует себя так же неуютно и беспомощно, как черепаха, лишенная панциря.

Ну ладно, пример на жадность я тебе уже привел, теперь еще два – на высокомерие и тупость. Вон ви­дишь «скорую», которая бешено несется по улицам, стремясь как можно скорее доставить своего вель­можного пациента в больницу? У этого чиновника случился сердечный приступ, о причине которого стоит рассказать. Полчаса назад он возвращался с дачи на служебной машине, торопясь скорее попасть в свой любимый кабинет. И вдруг, когда его шофер превысил дозволенную скорость, машину остановил инспектор ГАИ. Возмущенный до глубины души таким непочтительным отношением к своей государ­ственной особе, чиновник вылез из машины и ва­льяжно подошел к инспектору, совсем молодому парню, который лишь недавно вернулся из армии и еще не успел проникнуться почтением к черным ли­музинам.

– Ну в чем дело? – надменно процедил чиновник.

– Ваш шофер превысил скорость...

– Ну и что?

– Придется составить протокол...

_ Да ты знаешь, с кем говоришь, щенок?

– Оскорбление должностного лица при выполне­нии им служебных обязанностей карается по закону, гражданин...

– Да я сам – закон! Засунь себе в ж... свои бумажки! –  и государственный деятель повернулся к свое­му шоферу. – Миша, поехали...

– Я вас еще не отпустил, – гордо заявил отваж­ный постовой, краем глаза заметив, как неподалеку от них, на тротуаре, стоят две симпатичные девушки и, поедая мороженое, с любопытством наблюдают за происходящим.

– Мудак! – брезгливо буркнул чиновник, и мили­ционер, не выдержав, схватил его за рукав.

– Стойте!

И тогда государственный вельможа, не потерпев такого обращения, залепил постовому звонкую поще­чину. Милиционер мгновенно вспыхнул и в следую­щую секунду ответил тем же. Не ожидавший ничего подобного, чиновник покачнулся, побледнел и схва­тился за сердце. Кончилось тем, что испуганный ми­лиционер сам побежал вызывать «скорую». Боюсь, что теперь ему придется искать другую работу, а если с чиновником что-нибудь случится, то и пойти под суд.

– «Безумству храбрых поем мы песню», – не слишком весело отозвался Самбулов, внимательно выслушав весь рассказ. – Ну, а где третья история, о тупом чиновнике?

– О, таких историй можно найти предостаточно, – заявил Асмодей. – Но чтобы ты имел представление о людях, творящих большую политику, я покажу тебе советника президента. Этот человек с детства любил давать советы окружающим и, еще учась в школе, со­ветовал учительницам, как надо проводить уроки. В институте он неоднократно заваливал экзамены, пы­таясь советовать экзаменаторам, как их лучше принимать, а потом бомбардировал деканаты многочислен­ными жалобами на «неправильное проведение экза­мена». Короче, он относится к той породе тех людей, которые очень жалеют, что не присутствовали при со­творении мира и не смогли ничего посоветовать Гос­поду Богу. Беда только в том, что его советы, в боль­шинстве случаев весьма тривиальные, хотя и оформленные с помощью самых высокопарных фраз, постоянно запаздывают и поэтому приносят только вред. Взять хотя бы случай с его родной дочерью, сту­денткой, которая, учась на втором курсе института, влюбилась и пришла просить у отца согласия на брак. Она была к нему очень привязана и остро нуждалась в его совете, – ведь ее возлюбленный был сыном про­стого рабочего. Папаша рекомендовал дочери подо­ждать, чтобы убедиться в прочности своего чувства. Через два месяца он вызвал ее к себе и изрек следую­щее:

– Как известно, в условиях демократии все слои общества имеют равные права. Главное – это искренность чувств, и именно этому учили нас классики великой русской литературы. Я думаю, что тебе стоит принять предложение этого юноши.

– Поздно, папа, – ответила ему дочь, – я уже бе­ременна от другого.

А вот и еще один пример. Двоюродный брат наше­го советника, тоже чиновник, только министерства иностранных дел, несколько месяцев назад приехал к нему просить совета. Ему предложили должность второго секретаря посольства в Норвегии. Стоит ли соглашаться, или лучше подождать более выгодных предложений?

Советник вновь надолго погрузился в глубокие раздумья, размышляя про себя таким образом: «Конечно, служить на благо родного государства можно на любых постах, но мой брат уже немолод и холод­ный климат явно не пойдет ему на пользу. Хотя, с другой стороны, проживание в Осло намного полез­нее, чем в Москве, а потому...» Из этих размышлений его вывел звонок от брата, который сообщил, что от­правлен на пенсию.

Третий пример еще более красноречив. Собственная жена советника, насмотревшись телевизионной рекламы, захотела вложить деньги в акции одного знаменитого акционерного общества, которое обеща­ло невиданные дивиденды. Но ей необходимо было согласие мужа, и она обратилась к нему.

– Видишь ли, Клара, – сказал он. – Рынок цен­ных бумаг – это весьма рискованное дело, и здесь очень велики шансы ошибиться и прогореть. Надо до­сконально изучить состояние дел той компании, в акции которой ты решила вложить наши деньги, и только после этого можно будет принять ответствен­ное решение. Будет обидно попасться на удочку каким-нибудь махинаторам. Мне думается, что стоит подождать еще месяц, и если дела у этой фирмы пой­дут все так же успешно, можно будет вложить деньги в ее акции.

Его жена последовала совету и, выждав месяц, ку­пила акций на очень приличную сумму. А через два дня генеральный директор акционерного общества объявил о том, что акции понижаются в цене ровно в сто раз. Спустя еще день он был арестован по обвине­нию в уклонении от уплаты налогов...

– Теперь я понимаю странные, если не сказать большего, поступки нашего президента, – возмущен­но выдохнул Самбулов. – Он постоянно действует с опозданием, и у меня лично сложилось такое впечат­ление, что его советники неспособны просчитать самую элементарную ситуацию на два хода вперед. Ну и дела!

– Я вижу, что несколько испортил твое настро­ение, – осторожно заметил Хромой Бес, искоса по­глядывая на своего спутника.

– Еще бы оно не испортилось при мысли о том, кто нами правит!..

– Ну, эта ситуация на все времена, – успокоил его Асмодей. – Еще знаменитый Омар Хайям, с кото­рым мы находились в самых приятельских отношениях и не раз проводили время, философствуя за кувши­ном вина, написал:

 

Зачем не зависит судьба наших дней

От самых удачных и умных людей?

Ведь властвуют нами такие невежды,

Которых Аллаху не сделать умней!

 

– Мне лично больше нравятся другие строки, – оживился студент, искренне увлекавшийся поэ­зией. – Конечно, ты их тоже помнишь:

 

Кто примирить с душой бы тело смог,

Тому воздал бы должное сам Бог:

Когда душа познанья жизни ищет,

То тело ищет стройных женских ног.

 

– Разве это не замечательно?

 

Миг блаженства, увы, не дано нам продлить,

Но ничто не мешает его повторить!

Вновь с любовью прильнуть к златокудрой красотке,

Вновь вином до краев себе чашу налить, –

 

тут же откликнулся Хромой Бес. – А для того, чтобы тебя совсем развеселить, я хочу поведать еще одну ис­торию, в которой пьянство и чиновничий беспредел шли рука об руку, создавая самые трагикомические ситуации.

 

Глава 15. О ПОЛЬЗЕ ПЬЯНСТВА
СРЕДИ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫХ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ

– Это будет современная сказка о том, как один высокопоставленный государственный чиновник на­пился и тем самым невольно оказал услугу не своему родному государству, точнее, тому клану людей, кото­рые себя с ним отождествляют, а проживающим в этом государстве людям, которых так приятно имено­вать с высоких трибун народом, – начал Хромой Бес. – Собственно говоря, и сам этот чиновник тоже «вышел из народа», потому что родился в городе Ка­линине, ныне именуемом Тверью, в семье замдиректора местного пивоваренного завода. Его комсомольская юность пришлась на шестидесятые годы и поначалу никак не предвещала бурной карьеры, в результате которой он и стал героем этой истории. Тогда он был студентом местного педагогического института, отли­чался дисциплинированностью, трудолюбием и усер­дием и, в отличие от многих своих однокурсников, почти не увлекался пивом. Видимо, это обстоятельст­во и послужило тому, что он стал сначала комсоргом своей группы, потом всего курса, а потом и первым секретарем комитета комсомола всего института.

– Недаром пословица гласит: «Губит людей не пиво, губит людей вода», – не удержался от язвитель­ного замечания Самбулов, на что Хромой Бес только с улыбкой покачал головой и продолжил.

– Итак, он успешно совмещал учебу и комсомоль­скую карьеру, успешно закончил институт, но пошел работать не в школу, а в райком комсомола. И вот тут в его жизни возникло первое «смятение чувств». Проще говоря, он влюбился. Произошло это в пио­нерском лагере, точнее, в его окрестностях. В тот со­лнечный летний день работники райкома организовали небольшой пикничок на лоне природы, выехав туда на своем автобусе. Неподалеку от места их веселой лесной стоянки, как я уже говорил, находился пио­нерский лагерь. И вот, отойдя в кусты слегка осве­житься, наш герой увидел неподалеку на полянке стайку пионеров младшего школьного возраста. Их опекала пионервожатая – высокая, статная и весьма миловидная девушка, которая с первого же взгляда понравилась нашему герою. Сначала она насторожи­лась при появлении из кустов незнакомого мужчины, да еще находившегося в явном подпитии. Но, по­скольку он был весел и добродушен, да еще предста­вился инструктором райкома комсомола, отнеслась к его заигрываниям достаточно спокойно. Они разгово­рились, и вскоре выяснилось, что она учится в том же педагогическом институте, который он сам закончил всего год назад. После недолгой беседы им пришлось расстаться: ей нужно было вести пионеров на обед, ему – возвращаться к своей райкомовской компании. Однако эта короткая встреча настолько запомнилась нашему герою, что спустя месяц, когда каникулы уже кончились и начались занятия в институте, он разы­скал свою лесную фею и стал с ней встречаться. Роман был коротким, но бурным, и вскоре уже сам первый секретарь райкома поздравлял молодоженов и танцевал с новобрачной на свадьбе, отмечавшейся в лучшем ресторане города. А спустя еще год у них ро­дилась дочь. К тому времени наш инструктор стал зав-отделом пропаганды и агитации, успел съездить за границу и вступить в партию. Его жизнь постепенно приобретала устойчивые номенклатурные очертания, когда все идет по накатанной ковровой дорожке и самое главное – не делать опрометчивых шагов в сто­рону.

Наш герой, которого нам будет проще называть по фамилии, а она у него была самая что ни на есть исто­рическая – Румянцев, и не помышлял ни о чем опромет­чивом, однако судьба к нему не слишком благоволила. Через год после рождения дочери его жена погибла, пытаясь выхватить какого-то зазевавшегося мальчиш­ку из-под колес бешено мчавшейся черной «волги». Злая ирония судьбы заключалась в том, что эта «волга» принадлежала первому секретарю горкома комсомола и шофер ее был откровенно пьян. Разуме­ется, дело требовалось замять, и за это взялся первый секретарь того самого райкома, где работал Румянцев. А он так тяжело переживал гибель своей жены, что впервые в жизни запил и пьянствовал целых три дня. Когда в один из этих дней к нему наведался его непо­средственный начальник со своими лживыми собо­лезнованиями и откровенными намеками, наш герой пришел в такую ярость, что едва не порвал пиджак шефа, вытаскивая его за шиворот из своей квартиры.

Впрочем, тот, как ни странно, оказался незлопа­мятным, а потому, когда Румянцев, опомнившись, явился с извинениями, не только простил своего под­чиненного, но предложил ему хороший вариант.

– Ты отправляешься в Москву учиться в Высшей комсомольской школе, пишешь диссертацию или пьянствуешь, короче, занимаешься чем угодно, но в ближайшие два года в нашем городе не показываешься. Поразмыслив, наш герой согласился уехать. Но вместо Высшей комсомольской школы попросил на­править его в институт народного хозяйства имени Плеханова. Ему уже изрядно надоела идеологическая работа, становившаяся все более убогой. Хотелось какой-то иной деятельности. Вот так и вышло, что он оказался в Москве, закончил сначала институт, а потом и аспирантуру. Став кандидатом экономичес­ких наук, Румянцев устроился на работу в одно отрас­левое союзное министерство и второй раз женился. На этот раз его брак был заключен по голому расчету. Он не испытывал ровно никаких чувств к этой полной, бесцветной и явно засидевшейся в невестах девушке. Но она была дочерью проректора Плехановского ин­ститута, благодаря чему он получил в приданое машину и квартиру в Москве, стал делать успешную карьеру. Вскоре его «избрали» членом партийного бюро инсти­тута, а затем рекомендовали на работу в горком партии. К тому времени ему уже перевалило за сорок. Он стал полнеть, лысеть и скучнеть. Главной его радос­тью в была дочь от первого брака, которой уже испол­нилось двадцать лет. Девушка жила вместе с отцом, поскольку детей от нового брака у него не было, и его жена поневоле согласилась удочерить падчерицу. Де­вица была очень хороша собой – стройна, умна и мила – и училась на третьем курсе института между­народных отношений. Благодаря одному международ­ному соглашению она съездила в Англию и два года проучилась в Оксфордском университете, откуда вер­нулась столь яростной антикоммунисткой, что отец поначалу пришел в ужас, а потом успокоился и решил, что, может, оно и к лучшему. Дело в том, что уже началась перестройка и все партийно-хозяйствен­ное чиновничество пришло в состояние волнения и брожения. Отраслевые министерства стали расформи­ровывать и перетряхивать, а Румянцев, который уже дорос до замзавотделом науки Московского горкома партии, начал всерьез размышлять о своем будущем. Немалую роль в этом сыграли и его задушевные бесе­ды с дочерью, в результате которых она хоть и не переубедила отца, но зато заставила его принять важ­ное решение.

Решение это было достаточно нетривиальным даже для восемьдесят девятого года: Румянцев уво­лился из горкома и перешел на работу в российское правительство, став одним из советников по экономи­ческим вопросам. В дальновидности этого шага он наглядно и не без некоторой доли злорадства по отно­шению к бывшим коллегам убедился 22 августа 1991 года, когда, стоя в толпе, наблюдал, как они покидают здание горкома, подлежавшее опечатыванию. Он даже подобрал один из осколков от разбитой вывески горкома и держал его на своем письменном столе в качестве напоминания о том, как важно правильно и своевременно ориентироваться в быстро меняющейся ситуации. Его дочь, кстати, была даже на баррикадах у Белого Дома и вообще воспринимала все происходя­щее с откровенным восторгом.

Предусмотрительность помогла ему и в дальней­шем, когда началась эра приватизации и он занял важный пост в Госкомимуществе Российской Федера­ции. Теперь от его решений зависело очень многое, и он возрадовался происходящим переменам, убедив­шись, как интересно влиять на государственную по­литику, когда принимаешь самостоятельные реше­ния без всякого «коллективного руководства».

А теперь мы наконец подходим к событиям про­шлого года и к самой сути нашей истории. В период так называемого двоевластия особенно яростная борьба шла именно вокруг программы приватизации. Номенклатурное лобби, используя Верховный Совет, пыталось свернуть ранее принятую, более или менее демократичную программу и вместо нее внедрить новую. Новая же программа давала преимущества представителям старой элиты, которые изо всех сил стремились своевременно подкрепить свою прежнюю политическую власть властью экономической, зару­чившись при этом правом собственности. Румянцев поневоле оказался в самом центре этой ожесточенной борьбы, когда на его стол легли два проекта очередно­го указа президента: один опять-таки более или менее демократичный, второй – откровенно номенклатур­ный. Именно ему теперь предстояло решать, какому из них дать ход, направив на подпись президенту, а какой похоронить в бесконечной бюрократической круговерти согласований и доработок. Осознав меру взятой на себя ответственности, Румянцев растерялся. Его колебания и испуг были вполне понятны. Прежние партийно-номенклатурные связи да и старая закваска требовали от него продвижения номенклатурного указа в пику «этим паршивым демократам». Однако новые веяния, опасения за будущую карьеру в случае неверного хода, да наконец и родная дочь, которая внимательно следила за всем происходящим в стране, понуждали его принять нетривиальное решение.

– Лучше бы ты, Настя, замуж вышла, – в сердцах сказал он, когда однажды, возбужденная и раскрас­невшаяся, она в очередной раз явилась к нему, чтобы потребовать отчета о принятом решении. – Разве по­литика – подходящее занятие для такой эффектной и умной девушки?

– Могу и выйти, если тебе этого очень хочется, – согласилась дочь, присаживаясь на край его стола. – Но обещай сделать мне свадебный подарок в виде этого злополучного указа!

Разговоры о замужестве между отцом и дочерью шли уже довольно давно, поскольку к Анастасии упорно сватался один из молодых нуворишей, успев­ший сколотить огромное состояние благодаря связям своих номенклатурных родственников.

– Дался тебе этот указ, – с досадой отозвался отец, невольно любуясь румянцем на смуглых щеках дочери. – Можно подумать, что от него зависит твое личное счастье...

– А от чего зависит твое личное счастье, папа?

Румянцев расчувствовался.

– От тебя, детка, – нежно сказал он, вставая из-за стола и целуя дочь в голову. – Скажи лучше, тебе нравится Андрей?

Андреем звали предполагаемого жениха.

– Нет, – покачала головой Анастасия.

– А почему?

– Ты понимаешь., он какой-то циничный, при­митивный и... тупой.

– Человек, заработавший столько миллионов, не может быть тупым!

– У нас с тобой разные представления о тупос­ти, – упрямо заявила Анастасия. – И, кроме того, ты уверен, что он хочет жениться именно на мне, а не на твоих связях?

– Ну, при нынешней ситуации я могу лишиться своих связей в любой момент...

– А он в любой момент может разориться!

Румянцев знал, что дочь не переспоришь, и поэто­му не стал возражать. Она продолжала настаивать на его содействии демократическому указу, он вяло от­бивался, а в итоге все кончилось обоюдными дружес­кими попреками.

На следующий день, когда Румянцев явился на службу, ему позвонил старый знакомый – тот самый бывший первый секретарь райкома комсомола, кото­рый и направил его в свое время в Москву. Он тоже сделал успешную карьеру и уже давно жил в столице. Какое-то время он работал вместе с Румянцевым в горкоме, затем, почувствовав новые веяния, стал чле­ном совета директоров Тверьуниверсалбанка. Наш герой не слишком удивился ни этому звонку, ни пред­ложению «встретиться и поговорить». Давление долж­но было идти со всех сторон. Неудивительно, что в качестве тарана был выбран его старый номенклатур­ный соратник. Отправляясь в гости к своему бывшему коллеге, Румянцев уже заранее представлял, о чем должен был пойти разговор, но так и не смог принять никакого решения.

Для начала два немолодых, полысевших номенклатурщика, разумеется, выпили хорошего коньяку и умиленно повспоминали свою комсомольскую юность с веселыми междусобойчиками и послушны­ми секретаршами, которых всегда можно было разло­жить прямо на столе в кабинете.

Затем началось упорное и настойчивое давление.

– Пойми, старик, – говорил Румянцеву его быв­ший шеф, – в этом деле заинтересованы такие могу­чие люди, и завязаны такие кошмарные деньги, что становиться поперек дороги равносильно самоубий­ству. Ты что, газет не читаешь? Каждый день пишут о наемных киллерах! А знаешь, сколько стоят такие ус­луги? Да по сравнению с теми деньгами, которые за­висят от этого указа, – тьфу!

– Это что же – твоя мафия мне угрожает? – слег­ка побледнев, поинтересовался Румянцев.

– Да при чем тут мафия? – воскликнул бывший шеф, разливая очередную порцию коньяка. – Мафия – это уголовники, а я говорю о солидных людях с деньгами и связями. Только щелкоперы назы­вают их мафией, чтобы щекотать нервы читателям. А такие люди были всегда и будут всегда, да мы и сами к ним относились и относимся... А иначе и компартию можно было назвать мафией...

Румянцев подумал, что его дочь именно так ее и называла, но вслух ничего не сказал. Проведя боль­шую часть жизни в кабинетах и служебных машинах, он не отличался ни отвагой, ни решительностью, а потому чувствовал предательское волнение.

Это волнение не покинуло его и тогда, когда он выбрался из квартиры своего бывшего шефа, сел в ма­шину и приказал шоферу отвезти себя домой. Давно уже не испытывал он такого душевного смятения, и, не выдержав, приказал вдруг шоферу остановиться возле ближайшего коммерческого ларька и купить бу­тылку. Дома он спиртного не держал, но в тот момент он хотел выпить, расслабиться и хоть на какое-то время забыть о предстоящем выборе...

– Да, – прокомментировал этот эпизод Самбулов, внимательно слушавший весь рассказ, – если поэтам не хватает слов, а политикам – коварства и лицемерия, значит, мир еще не слишком безнадежен.

– Ты начинаешь изрекать напыщенные афориз­мы, словно у тебя берут интервью, – тут же насмеш­ливо отозвался Хромой Бес, искоса взглянув на сту­дента. – А потому вводишь меня в искушение на минутку прерваться и показать тебе еще одного люби­теля афоризмов, который как раз проезжает под нами в троллейбусе по Садовому кольцу.

– Ну и где же он? – поинтересовался студент, глядя вниз.

– А вон, видишь такого взлохмаченного, теплень­кого и усатого симпатягу, который покачивается, дер­жась за поручень, и время от времени упирается бед­ром в плечо сидящей перед ним женщины?

– А дамочка неопределенного возраста, в очках, с заколотыми волосами, короче, типичная старая дева?..

– Очень точная характеристика. Сейчас нас ожи­дает забавная сцена, а потому давай прервемся и про­сто понаблюдаем.

Приятели так и сделали, а тем временем события в троллейбусе разворачивались. Когда мужчина в оче­редной раз качнулся и прислонился к женщине, она брезгливо передернула плечом и подняла на него злые глаза.

– Да прекратите же в меня своим членом упирать­ся! Держитесь на ногах!

– Чего-о-о? – изумился усатый. – Да каким чле­ном, во размечталась! Это же пачка сигарет, на, гляди!

И, достав из кармана пачку «Мальборо», показал ее хохочущим пассажирам.

– Ну и юморист, – тоже засмеялся Самбулов. – А почему ты назвал его любителем афоризмов?

– Позавчера он ехал в метро, – охотно пояснил Хромой Бес, радуясь, что доставил студенту удоволь­ствие, – и в одном из подземных переходов наткнулся на очень хорошенькую продавщицу, которая, зазывно стреляя глазками, громко выкрикивала в толпу:

– Купите азбуку для вашего малыша! Купите азбу­ку для вашего малыша!

Этот ловелас не мог пройти мимо ее кокетливого взгляда.

– Давайте его сначала сделаем, этого нашего ма­лыша! – сказал он продавщице. – Подружимся и сде­лаем. Будем лежать и дружить, лежать и дружить...

Дождавшись, пока Самбулов отсмеется, Асмодей вновь продолжил прерванный рассказ.

– Итак, приехав домой, наш чиновник основа­тельно набрался. На следующее утро он проснулся со­всем разбитым. О том, чтобы ехать в таком состоянии на работу, нечего было и думать. Позвонив своему секретарю-референту, он заявил, что плохо себя чув­ствует и проведет этот день дома.

– Как дома? – растерялся референт. – Да ведь вам же сегодня нужно нести указ на подпись!

– Вот ты и понесешь, – недовольно буркнул Ру­мянцев.

– Но я же не знаю, какой именно...

– А тот, что справа! Все, будь здоров! – и он с треском повесил трубку.

Референт осмотрелся по сторонам и понял, что попал в нелепое положение. Обе папки с указами ле­жали на приставном столе, образовывавшем вместе с письменным столом шефа букву Т. Получалось так, что если подойти со стороны окна, то справа оказывал­ся один указ, а если со стороны двери – другой. Хуже того – обе папки лежали прямо по центру стола, при­чем одна была повернута надписью «На подпись» в одну сторону, а другая – в противоположную. Таким образом, сохранялась полная симметрия. Бедный ре­ферент даже вспотел, решая эту головоломку. После долгих раздумий и колебаний он снова снял трубку и позвонил своему шефу.

Тот уже принял таблетку от головной боли и лег спать, так что, когда его разбудил очередной звонок референта, просто пришел в ярость.

– Ну в чем еще дело? – зарычал он.

– Простите, Александр Леонидович, – смущенно пролепетал референт, – но я никак не могу опреде­лить, какая из папок лежит справа, а какая слева...

– Да ты что, братец, пьян, что ли? – заскрежетал зубами Румянцев. – У тебя все в порядке с головой? Правую сторону от левой отличить не можешь?

– Дело совсем в другом... – попытался было объ­яснить референт, но шеф не желал ничего слушать.

– Сказано тебе справа, значит справа, а если сам не можешь разобраться, то попроси кого-нибудь дру­гого. А если еще раз позвонишь – уволю! – пророко­тал он и снова повесил трубку.

Бедный референт выкурил полпачки сигарет, когда его вдруг осенило. Он зашел к машинистке, не­много поболтал с ней о жизни, а потом, словно спо­хватившись, взглянул на часы и сказал:

– Ох, Татьяна, совсем забыл! Мне же еще нести указ на подпись! Сходи, пожалуйста, в кабинет шефа и принеси папку, которая лежит справа, а я пока сде­лаю срочный звонок. – И, состроив зверски-озабо­ченную физиономию, он схватился за телефонную трубку, пресекая тем самым какие-либо расспросы. Однако Татьяна лишь состроила милую гримаску, кивнула и, звонко цокая каблуками, отправилась вы­полнять поручение. Войдя в кабинет, она преспокойно взяла папку, находившуюся от нее справа, и понесла референту. Тот, в свою очередь, был так обрадован неожиданным решением проблемы, что даже не стал заглядывать внутрь, подумав про себя: «Будь что будет. А случись какая накладка, скажу, что маши­нистка ошиблась».

Нечто похожее подумал и Румянцев, явившись на следующий день в свой кабинет и услышав сбивчивый рассказ референта. «Вот и прекрасно, – решил он, – теперь проект указа ушел наверх, а в случае чего я всегда смогу сослаться на свое отсутствие и ошибку референта». Вот таким образом благодаря чисто чело­веческой слабости одного высокопоставленного чи­новника и был подписан указ, выгодный не столько тем, кто считает себя государством, сколько тем, кого называют народом.

– Интересно, – сказал Самбулов, когда Бес за­кончил свой рассказ. – Было бы весьма любопытно взглянуть на дочь этого чиновника, которая сыграла такую необычную роль во всей этой истории.

– Я выполню твое желание, – отозвался Асмодей, – а пока хочу показать тебе еще несколько любо­пытных персонажей, которых объединяет одно общее свойство: они все очень озабочены.

 

Глава 16. ОБ ОЗАБОЧЕННЫХ ЛЮДЯХ И О ТОМ, КАК НЕОЖИДАННО

ХРОМОМУ БЕСУ ПРИШЛОСЬ РАССТАТЬСЯ СО СТУДЕНТОМ

– Начнем мы, пожалуй, с того, о чем ты подумал в первую очередь, – коварно усмехаясь, заявил Бес. – То есть с сексуальной озабоченности. Вон там ты мо­жешь видеть щуплого и некрасивого преподавателя физики медицинского училища, очень озабоченного тем, как совратить какую-нибудь из своих учениц. Для того чтобы выбрать наиболее подходящую канди­датуру, он составил письменные анкеты, где предла­гал своим студенткам ответить на такие вопросы: «Когда вы лишились девственности?», «Как часто вы ведете половую жизнь?», ну и еще что-то в этом же роде. Вчера вечером он обобщил полученные резуль­таты, наметил себе жертву, и теперь, как видишь, вы­звал ее к доске, чтобы завалить при ответе и заставить прийти пересдавать после уроков.

– Вот свинья! – буркнул студент. – А девушка действительно очень недурна...

– А вот и еще один озабоченный, который вне­запно останавливает свой «форд» возле тротуара и, даже не заперев дверцы, бросается звонить из телефо­на-автомата. Он содержит одну девицу легкого пове­дения и категорически запрещает ей встречаться с кем-то на стороне, опасаясь как бы она не подхватила какую-нибудь болезнь. При каждом удобном случае он звонит или приезжает к ней домой, и если хоть раз ее не окажется на месте, ей придется искать другого спонсора.

Ага, а вон там ты видишь очередного политика, который, проведя все утро у массажиста, теперь берет уроки риторики. Больше всего он озабочен своим имиджем, а потому усиленно тренируется в трех вещах – лицемерии, демагогии и солидности. Чтобы тренироваться в лицемерии, он учится верить лицеме­рию других; чтобы попрактиковаться в демагогии, произносит громкие речи, пафос которых направлен отнюдь не на существо дела; ну а вырабатывая солид­ность, усиленно надувает щеки, делая вид, что знает что-то такое, чего не знают другие.

– Скотина! А чем озабочена вон та в общем-то милая девица, но одетая как-то слишком уж небрежно и даже совсем не накрашенная?

– Она озабочена тем, чтобы нравиться мужчинам, но нравиться не своей, действительно привлекатель­ной, внешностью, а своим интеллектом. Для этого она читает умные книги, носит очки, которые ей со­вершенно не идут, и принципиально не следит за модой.

– Никогда бы не поверил, что бывают такие странные девицы, – изумленно пробормотал Самбулов. – Мне кажется, что тебе стоило бы рассказать о ней раньше, когда ты показывал мне людей с повреж­денными мозгами.

– Возможно, это мое упущение, – согласился Хромой Бес. – А вон там ты видишь озабоченного банкира, который выходит из машины в окружении двоих телохранителей. Его профессия предполагает озабоченность, но банкир озабочен деньгами не кли­ентов банка, а своими собственными, вложенными в один иностранный банк. Недавно он прочитал о дерз­ком ограблении этого банка и именно потому теперь так усиленно хмурит брови.

– Ну а чем озабочен вон тот полупьяный тип, ва­ляющийся на диване в окружении груды окурков и напряженно смотрящий в потолок, я и сам знаю, – заявил Самбулов. – Им явно овладела тоска зеленая, которая обычно наступает после тесного общения с «зеленым змием». Теперь он усиленно думает, где найти денег на «опохмел».

– А вот и ошибаешься, – возразил Асмодей. – Этот человек больше всего на свете озабочен поиска­ми смысла жизни. Поэтому он никуда не ходит и ничего не делает, а целыми днями лежит на диване и пытает­ся понять, для чего он живет и есть ли в жизни какая-то высшая цель. Ему кажется глупым начинать какие-то действия, пока не уяснишь для себя этот вопрос.

– Хм, странно, – покачал головой студент. – Ну, если в отношении него я ошибся, то в отношении другого, который, отчаянно морщась, пьет какой-то овощной сок, а потом идет делать гимнастику, оши­биться невозможно. Этот тип озабочен своим здоро­вьем!

– И причем настолько, что, в отличие от своего антипода, даже не задумывается о смысле жизни, – поддакнул Асмодей. – Для него главная цель – про­жить как можно дольше, и именно этому он посвяща­ет все свое время. Вообще, надо заметить, среди оза­боченных наименее интересны именно любовники, а вот среди озабоченных чем-то другим попадается не­мало оригиналов. Сейчас я покажу тебе одного генерала, озабоченного тем, чтобы «прекратить провокацион­ную газетную кампанию нападок на армию». Хотя га­зеты пишут не о том, что плоха армия, а о том, что во­руют вполне конкретные ее генералы...

Но не успел Асмодей договорить последнюю фразу, как вдруг затрясся и изменился в лице. Испу­ганный Самбулов раскрыл было рот, чтобы спросить о причине такого поведения своего спутника, но Бес зарычал, застонал, завертелся на одном месте, после чего внезапно замер, шумно вздохнул и обернулся к студенту.

– Увы, мой друг, наше свидание подходит к концу. Три старших демона ада – Левиафан, Бельфегор и Астарот – собирают всех чертей на очередное собрание, чтобы заслушать их отчеты о работе, проде­ланной в течение последних трехсот лет. Боюсь, мне нечем будет особенно похвастать, тем более что я столько времени провел в этой проклятой бутылке. Кто знает, когда мне будет дозволено вновь появиться на поверхности... Проклятье, а я хотел показать тебе еще столько интересного!

– Так мы больше не встретимся? – дрогнувшим голосом спросил студент, только теперь осознавая всю горечь своей потери.

– Может быть, и встретимся, но лишь при одном условии...

– Каком?

– Ты никому не будешь рассказывать о том, что с тобой происходило в течение этих двух суток. Если же не выдержишь и проговоришься, то наша будущая встреча сможет произойти только в очередном рома­не... омане... ане... – донесся отдаленный и замираю­щий голос Асмодея. Самбулов почувствовал, что все завертелось у него перед глазами, и он впал в какое-то легкое беспамятство.

Очнувшись, он понял, что находится в собствен­ной квартире.

 

Глава 17. И ПОСЛЕДНЯЯ ИСТОРИЯ, КОТОРАЯ ПРОИЗОШЛА С САМБУЛОВЫМ ХОТЯ И БЕЗ НЕПОСРЕДСТВЕННОГО УЧАСТИЯ
ХРОМОГО БЕСА, НО ЗАТО ПОД ЕГО НЕСОМНЕННЫМ ВЛИЯНИЕМ

На следующий день после всех этих необычных событий студенту стало очень грустно. Насколько ин­тересно было моментально перемещаться в простран­стве, попутно знакомясь с историями самых разных людей, настолько же скучно и невыносимо оказалось сидеть дома, вспоминая насмешливого и всезнающего Беса. О том, чтобы сейчас поехать на занятия в уни­верситет, нечего было и думать. И Самбулов решил отправиться на прогулку, а заодно попробовать при­менить на практике ценные познания из трактата об уличных знакомствах, которые он почерпнул во время своего необычного сна.

Он медленно брел по тротуарам, щурясь от яркого солнца – стояли великолепные дни бабьего лета – и поглядывая на встречных девушек. Не отдавая себе отчета в том, куда несут его ноги, словно влекомый какой-то таинственной силой, он вдруг свернул в тихий безлюдный переулок, прошел еще метров двес­ти и увидел очаровательную молодую особу. Незна­комка нетерпеливо прохаживалась под большой липой, рядом с которой стояли бежевые «жигули». У нее было смуглое, слегка озабоченное лицо, пышные черные волосы и красивые длинные ноги.

«Вот это да! – восхищенно подумал про себя сту­дент. – Даже Марине до нее далеко. Попробую-ка я с ней познакомиться... Хотя, что это она на меня так странно смотрит?»

И действительно, по мере приближения Самбулова, девушка перестала посматривать на часы, остано­вилась и теперь напряженно следила за ним.

– Вы так очаровательны, что... – начал он, но не­знакомка вдруг прервала его:

– Знаю, знаю, а вот вы почему-то опаздываете. Садитесь скорее в машину, и поехали.

Самбулов даже рот открыл от изумления, но затем подумал, что его необыкновенные приключения про­сто продолжаются. Да и чему можно удивляться после вчерашней прогулки с Бесом! Поэтому он не стал за­давать лишних вопросов, а вслед за девушкой сел в машину.

– Вас Сергей уже обо всем предупредил?

Самбулов утвердительно кивнул, решив отложить выяснения на потом, чтобы не прервать в самом нача­ле столь романтическое знакомство. Машина быстро промчалась по каким-то переулкам – причем у де­вушки явно был большой опыт вождения – и остано­вилась перед старинным пятиэтажным особняком. Самбулов вопросительно взглянул на незнакомку и вылез наружу.

– Пойдемте.

Вслед за девушкой он вошел в подъезд, любуясь ее стройными ногами, обтянутыми модными «дольчиками». Они поднялись на третий этаж и остановились перед большой дверью с бронзовыми ручками. Девушка мельком взглянула на студента и, порывшись в сумоч­ке, достала ключи.

«Все это очень похоже на любовное свидание, – подумал он. – Но интересно, познакомимся ли мы перед тем как лечь в постель, или обойдемся без этой формальности?»

Тем временем девушка открыла дверь, и они вошли внутрь. Самбулов с любопытством осмотрелся по сторонам. Квартира была большой, с высокими лепными потолками и уютной старинной мебелью. Студент направился было в спальню, где виднелась большая двуспальная кровать, но незнакомка слегка тронула его за рукав.

– Не туда. Студия находится в другой комнате.

«Студия? – изумился он. – Ни черта не пони­маю...»

Тем не менее он вошел вслед за ней и убедился, что это была действительно студия фотохудожника, увешанная всевозможными портретами обнаженной натуры и явно приготовленная к съемке – посреди комнаты стоял фотоаппарат на штативе. Желая полу­чить хоть какие-то разъяснения, он вопросительно посмотрел на девушку, лишний раз отметив про себя, как безумно она ему нравится.

– Ну, наверное, будем раздеваться... – слегка смутившись, сказала она и принялась медленно рас­стегивать белую блузку. Бедный Самбулов оконча­тельно потерял голову и на этот раз просто не смог удержаться от вопросов.

– А зачем? И почему здесь, а не в спальне?

– Как зачем? – Незнакомка уже успела снять блузку и остаться в одном бюстгальтере. – Вы же ска­зали, что Сергей вас обо всем предупредил!

– Это верно, но... Впрочем... – и Самбулов снял куртку и стал расстегивать рубашку. Однако девушка уже уловила его колебания и подозрительно посмот­рела на студента.

– Ведь вас зовут Александр, не так ли? Теперь он окончательно убедился, что произошло какое-то недоразумение и его приняли за другого. Но вместо того, чтобы продолжать и дальше разыгрывать свою роль, Самбулов откровенно смутился. Незна­комка так ему нравилась, что он не хотел, да и не мог ее дальше обманывать. Поэтому он отрицательно по­качал головой и добавил:

– Не совсем... Кирилл.

– Но ведь вы же сказали, что Сергей...

– Но у меня действительно есть приятель по имени Сергей!

– Значит, я приняла вас за другого?

– К сожалению... то есть к счастью... ну, в общем, да... – чувствуя себя последним идиотом, пролепетал Самбулов.

Незнакомка вдруг звонко рассмеялась.

– Так почему же вы мне раньше ничего не сказали?

– Да потому что вы мне очень понравились! – и, вскинув голову, он твердо посмотрел в ее смеющиеся глаза. Выражение их изменилось, и она первой отвела взор.

– И вы были готовы делать все, о чем бы я вас ни попросила?

– И сейчас готов!

– И не хотите никаких объяснений?

– В принципе, хочу, но это уж как вы сочтете нужным...

– Ну тогда давайте сначала поговорим! – и, к не­которому разочарованию студента, девушка снова на­дела и застегнула блузку. Впрочем, его обнадеживало слово «сначала», а потому он не стал расстраиваться раньше времени.

– Пойдемте в гостиную и, если хотите, можем что-нибудь выпить.

Он кивнул и, послушно проследовав за незнаком­кой, опустился на диван, пока девушка возилась в баре.

– Вы коньяк пьете?

– Я пью все, кроме одеколона и денатурата.

– Понятно. – Она улыбнулась и, подойдя к нему, протянула широкой бокал. – Вас, как я поняла, зовут Кирилл, а меня – Анастасия.

– Очень приятно.

– Ну, давайте выпьем за знакомство, а потом я вам все расскажу.

Они чокнулись и выпили, затем Самбулов заку­рил, а девушка тряхнула волосами и начала рассказы­вать.

– Мой папа – довольно большая шишка в прави­тельстве, а потому ему очень хочется повыгоднее вы­дать меня замуж. Ко мне тут упорно сватается один миллионер – такой, знаете, тип из «новых русских», как они себя любят называть. Не скажу, чтобы он был мне совсем противен, но, во-первых, я привыкла к самостоятельности и не хочу, чтобы мной помыкали. А во-вторых, он несколько туповат, и все его ухажива­ния сводятся к рассказам о том, на что я смогу потра­тить его деньги. А у меня, как ни странно, есть и другие, кроме денег, интересы, чего он упорно не понимает, да и не может понять в силу своей природной ограни­ченности.

– Кажется, я начинаю догадываться...

– Зачем мы здесь? – живо переспросила Анаста­сия. – Да, это студия одного моего приятеля, фотоху­дожника. Поскольку мой поклонник ужасно ревнив, я решила, что, если он начнет мне слишком досаждать, просто покажу ему несколько весьма интимных фото­графий, где я буду снята с другим мужчиной. Не думаю, что после этого он рискнет повторить свое предложение. Затем я попросила другого своего при­ятеля найти мне подходящего партнера: с приятной наружностью и при этом достаточно скромного и ин­теллигентного, который не станет переходить границ, которые я ему очерчу...

– А как широки пределы дозволенного? – в силу своего врожденного ехидства не смог удержаться от вопроса Самбулов. В ответ он был награжден лукавым взглядом и непередаваемой гримаской.

– О, они могут быть весьма подвижны!

– Прекрасно! – Самбулов погасил сигарету и поднялся. – Я студент университета и человек доста­точно порядочный, так что интеллигентность вам гарантируется. Если вы все еще находите мою наружность приятной, я без колебаний готов оказать вам необхо­димую услугу! – Последнюю фразу он произнес с таким комическим пафосом, что Анастасия не выдер­жала и расхохоталась.

– Спасибо! – сказала она, подражая его напы­щенному тону. – Только настоящий рыцарь способен прийти на помощь даме в трудную минуту!

Они уже готовы были вернуться в студию, как вдруг Самбулов вспомнил последнюю историю Хро­мого Беса и решил кое-что уточнить.

– Простите, еще один вопрос. Фамилия вашего отца – Румянцев?

– Да, а откуда вы его знаете? – удивилась Анастасия.

– И он работает в Госкомимуществе, занимаясь проблемами приватизации?

– Да, – недоуменно ответила она. – Но откуда вам все это известно?

– Слишком долго рассказывать, и, кроме того, я дал слово...

– Нет, вы мне немедленно все расскажете!

Взглянув в ее решительные глаза, Самбулов понял, что допустил ошибку, пробудив женское любопытст­во. Но как же он мог ей все рассказать? Во-первых, все происшедшее было слишком невероятным, а во-вторых, одно неосторожное слово – и он никогда больше не встретится с Хромым Бесом. Досадуя на свою оплошность, Самбулов невнятно залепетал о том, что встречал имя ее отца в газетах. Однако Анас­тасия решительно прервала все его неуклюжие из­мышления.

– Или вы немедленно говорите мне всю правду, или я выставляю вас вон, звоню Сергею и прошу при­слать мне его приятеля! И мы никогда с вами больше не увидимся...

Последний аргумент оказался решающим. Самбу­лов глубоко вздохнул, мысленно попросил у Асмодея прощения, после чего снова опустился на диван и принялся рассказывать обо всех событиях прошедших дней. Вопреки его ожиданиям, Анастасия не выказала ни малейшей недоверчивости, слушала затаив дыха­ние и ни разу не перебила.

– Значит теперь, после того, как ты мне все рас­сказал, Асмодей уже больше не вернется? – спросила она, когда Самбулов закончил. Он кивнул головой и сокрушенно вздохнул.

– Бедненький! – Она ласково коснулась его руки. – И ты это сделал ради меня?

– Конечно!

Все дальнейшее произошло столь стремительно, что Самбулов даже не заметил, как они оказались в спальне. Цель их визита сюда была забыта, погребена под ворохом торопливо снимаемой одежды и лавиной поцелуев...

А потом настало утро – время взаимных призна­ний в любви и строительства планов совместной жизни. И хотя Самбулов больше не встречал Хромого Беса, он всегда был уверен в том, что тот непременно приложил руку к истории его счастливой любви и же­нитьбы.